Мятежный капитан

— Тогда поясни! Каким образом ты думаешь решать вопрос? Бить жидов — это шлёпать их по щекам? Или дубинкой по голове? Или ногами по яйцам?

— Можно, всех этих сионистов выслать, — выдавил из себя Юра. — В Израиль, на родину, чтоб им.

— Сионизм — это возвращение на землю обетованную. А если они не хотят уезжать, а ты их сам выталкиваешь туда, то ты потакатель и подстрекатель к сионизму.

— В Америку, в Израиль, в Германию, в Аргентину. Да мало ли куда — земля большая…

— А если их Родина тут? А если они не захотят? Или кто-то не захочет? Вязать и паковать в ящики? С прощальной оплеухой и с ласковым пинком под зад?

— Типа того…

— А почему ты считаешь, что они во всём виновны?

— Потому! Все комиссары были евреи! И сейчас они по-прежнему, с тех пор как захватили власть, так и сидят в Кремле!

— Ой-ли? Русских комиссаров было гораздо больше! И сейчас ни одного еврея в правительстве! Но в вину ты им вменяешь по-прежнему и отсутствие водки, и отсутствие мыла, и то, что в кране нет воды…

— Ерунда! Я точно знаю, как они были у власти, так и остались! Комиссары!

— Все?

— Все!

— Я вроде бы тоже почти комиссар!

— Ты неполноценный, ты замполит батальона. А я говорю о больших начальниках: Троцкий, Урицкий, Свердлов, Ленин, Каганович, Мехлис! Это они организовывали массовые расстрелы русского народа! А их сородичи пусть отвечают по счетам…

— Ну, хорошо, с евреями всё понятно, быстро разобрались. Думаю, решим вопрос за неделю! А что потом? Кто станет новым врагом, если сразу жизнь не улучшится? Что скажешь?

— Улучшится!

— А если нет? Я уверен, дорогой Юрик, герои борьбы с еврейством, твои единомышленники, сразу же возьмутся за тебя, Лукавенко! И за таких же, как ты…

Капитан вытаращил глаза и, посмотрел, не мигая на своего друга.

— Это за каких интересно — таких?

— За очкариков! Вспомни Кампучию, дорогой товарищ! После прихода к власти полпотовцы первым делом перебили тех, кто носил очки! В очках — значит умный! Всех очкариков побили лопатами и мотыгами, потом взялись за других, уж не знаю по каким признакам, но три миллиона искоренили за три года! У нас в России если начать решать основной вопрос «коренным образом», то тремя миллионами не отделаемся. Никак не обойдёмся! Нам ведь размах нужен! Бери более — миллионов десять-двадцать! Обострим классовую и национальную борьбу в процессе углубления демократии! В том обществе, которое ты нам предлагаешь создать, умники ни к чему! Они просто не нужны! Но я думаю, ты до второй масштабной чистки не доживёшь, и даже до массового истребления очкариков не дотянешь! Ты попадёшь в самую первую волну: поймают на улице, обзовут мордой жидовской — и на фонарь. Старшина, неси циркуль! Сейчас мы Луке будем череп измерять! Что-то он мне своими размерами и формой доверия не внушает…

— За что ты меня так? — обиделся Юра. — Чего я тебе плохого сделал?

— А что лично тебе семиты плохого сделали? А их дети, в чём виноваты? В карман твоего кителя кучу навалили?

Прапорщик слушал перепалку на расовые темы двух подвыпивших капитанов и заливался ехидным смехом в уголке.

Лукавенко густо покраснел, обильно вспотел, и выругался.

— С вами умниками свяжешься — обязательно себя круглым дураком почувствуешь!

— А ты почувствуй себя дураком квадратным или прямоугольным. Будем тебя не катать, а валять. Круглым быть легко…

— Я не говорил об уничтожении и репрессиях! Я за власть русских в стране!

— А-а-а! Россия для русских? — живо отреагировал Эдик на очередной ляп артиллериста. — Так это уже было у ефрейтора Адольфа Шикльгрубера. Освежить память, чем завершилось?

— Опять ты передергиваешь! Я за строго-пропорциональное представительство во власти всех народов, особенно коренной, титульной нации.

— Нации или наци? Уточни…

— Да пошёл ты…

— А хохлов к власти допустим? — вновь усмехнулся Эдик и подмигнул. — Ровно одну пятую должностей хохлам, или чуть меньше? Кто будет вести подсчёт постов?

Капитан Лукавенко сопел и молчал.

— А я наоборот выступаю за демократию без ограничений по национальному признаку! — продолжал Громобоев. — Пусть народ сам изберёт, кто должен быть в Советах. А вы всё время пытаетесь провести люстрацию: то без коммунистов, то без евреев, то без очкариков, то без хохлов.

— Не ври, об украинцах речи не велось, — буркнул Лукавенко.

— А мне, например, они не нравятся! У нас в Питере сало кончилось — это они пожрали! Поэтому я считаю с хохлами надо тоже решить коренным образом, — продолжал издеваться и ёрничать Эдик.

— Нет, хохол хохлу рознь! — авторитетно заявил Еремеев. — Бывают западные, бывают — восточные, есть бандеры, а еще есть одесситы. А ты, Юрик, какого замеса хохол?

— Я — русский! Решительно произнёс Лукавенко. — Я родом из Сибири и долго жил на Дальнем Востоке, у меня и в паспорте записано — русский.