Читаем Мятежный Карабах. Из дневника офицера МВД СССР. полностью

Не без злости я позвонил по прямому телефону в бывший Дом приемов Нагорно-Карабахского обкома партии, где под плотной охраной жил генерал Сафонов. Извинившись за то, что прерываю его сон, я объяснил причину звонка. К моему удивлению, генерал спокойно выслушал меня, как-то быстро проникся ситуацией и без лишних слов согласился с необходимостью госпитализации девушки, мол, в самом деле, нельзя рисковать молодой жизнью. Однако тут же генерал сказал, что положить ее надо в военный госпиталь. Он даст сейчас указание, девушку заберут военные врачи на БТРе, и если надо будет, то прооперируют не хуже, чем в областной клинике. Валерий Марутян принял эту информацию без энтузиазма. По моей просьбе он обещал дождаться военных врачей и передать девушку с рук на руки.


К обеду следующего дня стало ясно, что состояние Назик улучшилось. Приступы под неустанным наблюдением военных эскулапов прекратились. По звонку начальника штаба Комендатуры РЧП полковника Овчинникова я понял, что надо готовить Назик к отправке в ИВС при шушинской тюрьме.

Не успел еще я осмыслить сложившуюся ситуацию, как ко мне буквально влетел полковник Боровской и, едва переводя дыхание, стал говорить:

— Ты знаешь, а их уже никого в больнице нет. Остался только след от манной каши.

— Кого нет, Николай Федорович? Какая манная каша? — опешил я.

Немного отдышавшись, полковник Боровской рассказал, что он приехал в больницу для опроса наших больных узников. Внешне было все как обычно. Охрана на месте. Пошел к афганцу, он ему даже пряников прихватил. Спросил у солдатика, сидевшего у палаты:

— Как идет дежурство? Тот пробасил:

— Нормально.

— Захожу в палату, там пусто. Подумал, что больного увезли на процедуру. Пошел во вторую палату — картина та же. Спрашиваю у солдата, а где этот больной?

— В палате, наверное.

— Да нет там его. Куда он подевался-то? Солдат плечами пожимает:

— Не знаю, я же в палату не захожу.

— Я обежал все этажи, побывал во всех палатах, во всех процедурных, — рассказывал Боровской, — но наши гадрутцы-аршалуйсцы как сквозь землю провалились. Опрос больничного персонала, конечно, пустой номер. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Руководство больницы делает вид, что очень напугано случившимся.

— Ты только прикинь, — обращается ко мне один из старейших сыщиков Советского Союза, — как они сумели уйти, когда из восьми человек четверо сами не могли на ногах стоять? Мы же это видели. Их же надо на носилках тащить. Солдатики, как один, твердят, что выноса больных из палат не видели. А палаты, между прочим, не только в разных отделениях, но и на разных этажах. Других больных, по заверению главврача, не пропадало. Чертовщина? А вот и нет! И вот тут я тебе скажу, дорогой начальник штаба, появляется манная каша.

— При чем здесь манная каша? — спрашиваю.

— Да при том. Не был бы я сыщиком, если бы не узнал, например, почему солдатики не видели и даже не слышали, когда и как покидали свои палаты спинальные больные? Оказывается, около полуночи к каждому солдатику подошли молодые санитарки и предложили ребятам поужинать манной кашей. Время, мол, позднее, больные спят, можно немного передохнуть и подкрепиться манной кашей. Солдаты же пацаны, дети малые, согласились. Девчонки отвели солдат в медицинские кабинеты и стали их там потчевать кашей манной да разговорами всякими.

Получается, охранники отсутствовали — кто сколько мог. Один говорит, что около часа, другой просто не помнит, поскольку съел манной каши несколько мисок, очень уж ее любит, и давно такой вкусной не ел. Некоторые из них со слезами на глазах заверяют, что входные двери были у них на прямой видимости. И через входные двери не было никакого похищения. Старший наряда охраны находился в состоянии обморока. Говорит, что регулярно обходил посты и тоже ничего не заметил.

Вот такая «каша» заварилась! Все меры принятые к розыску похищенных не дали результатов. Генерал Сафонов на специально созванном совещании распекал своих подчиненных направо и налево. Я тоже требовал разобраться с виновными. А как же иначе? Стало очевидным, что у нас в руках была одна из самых организованных подпольных боевых групп. Имелась прекрасная перспектива доведения до суда, можно сказать, самого громкого дела. А что теперь? Виноваты многие, и не только солдаты охраны. Прежде всего, те, кто организовывал и проводил операцию в Гадруте. Почему допущено беспрецедентное избиение людей?

Полковник Мамедов от злости стал малиновым. Вчера он публично объявил об удачном расследовании громкого дела армянских боевиков, а сегодня должен докладывать об их удачном побеге. Конечно, не упустил случая упрекнуть меня в чрезмерной сердобольности к задержанным армянам. Из Шуши они бы наверняка не сбежали. Про себя я с ним согласился. К вечеру 20 ноября, по настоянию замминистра МВД Азербайджана Мамедова, было принято решение отправить Назик Амирян в изолятор шушинской тюрьмы. Врачи госпиталя констатировали, что приступы боли возникали у нее на основе невралгических проявлений. Теперь ее можно перевозить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное