Мятежный лорд

Брат Терезы, Пьетро Габма родился всего на два года позже сестры. Он любил ее преданно и страстно, хотя почти все детство и юность они провели врозь: Терезу отдали на воспитание в женский монастырь, а Пьетро учился в Риме. Джордж сразу подружился с молодым человеком, и последние три года тот ходил за Байроном по пятам. Пьетро походил на отца – такой же крючковатый нос и узкое лицо. Но спутать двух Гамба было невозможно: жесткие кучерявые волосы и борода делали лицо Пьетро совершенно отличным от отцовского. И, несмотря на более устрашающий внешний вид, взгляд молодого Гамбы выдавал в нем человека, хоть и пылкого, но мягкого и добросердечного. Это, впрочем, не мешало Пьетро постоянно ввязываться в потасовки…

– Нас все-таки пытаются выслать из Тосканы, – Руджеро встал возле холодного камина. – Придется уезжать, рано или поздно.

– Нам придется расстаться? – Тереза беспомощно переводила взгляд с отца на Джорджа.

– Дорогая, ты знаешь, я собирался покинуть Италию. Ехать в Соединенные Штаты, либо в Латинскую Америку. Бездействие изводит меня, особенно теперь, когда мы скованы в наших действиях в Италии. Мы находимся под постоянным надзором. Аллегра умерла, и только ты, любовь моя, удерживаешь меня здесь.

– Я поеду с вами, синьор! – воскликнул Пьетро.

Неожиданно Тереза стала похожа на отца: она поджала губы и сверкнула карими глазами, которые в иное время излучали свет и тепло.

– Я, сэр, тоже ехать с вами! – сказала она громко по-английски.

Байрону безумно нравилось, когда юная графиня сердилась. Ему доставляло немалое удовольствие смотреть на прелестное личико, желавшее казаться строгим и надменным. Он постарался сдержать улыбку. Тем более брать с собой Терезу, подвергая ее жизнь опасности, Джордж никак не желал.

– Терезита, ты останешься с отцом. Женщина и революция не должны пересекаться, – он нежно похлопал Терезу по руке, а после медленно поцеловал каждый пальчик. – Не дуйтесь, дорогая. В любом случае, ничего пока не решено.

– Видимо, для начала переберемся в Геную, – встрял Руджеро Гамба. – Долго нас терпеть в Ливорно не станут.

– Позвольте, я просил решить вопрос положительно, – Джордж нахмурился. – Почему они не желают оставить нас в покое? – его кулаки непроизвольно сжались.

– Синьор, вас власти не выгонят! – выкрикнул Пьетро. – Но мы с отцом, как и раньше, представляем для них угрозу. Карбонарии…, – в этом месте Руджеро приложил указательный палец к губам, заставив сына замолчать.

– Я представляю такую же угрозу, как и вы, – в груди у Джорджа начало клокотать от злости.

– Вы – иностранец, синьор. А мы создаем проблемы, пребывая с вами под одной крышей, – спокойно произнес Руджеро.

Собаки не дали завершить разговор. Они помчались к двери, оглушая людей своим лаем так, что говорить стало невозможно.

– К нам гости, – Тереза поспешила встать с кресла, но Пьетро уже бежал вслед за собаками, узнать, кто прибыл на виллу.

В дверях стоял человек, походивший скорее на слугу, чем на знатного синьора. Пьетро схватил собак за ошейники, пытаясь не позволить им сбить незнакомца с ног.

– От синьора Шелли, – доложил Тито, впустивший посланника в дом, – письмо синьору Байрону.

Джордж взял письмо у Тито, выдал напуганному посланнику монету, и тот с видимым облегчением покинул виллу. Собак отпустили. Они попытались преследовать слугу, но, пробежав немного по саду, увидели, что он уходит, и потеряли к чужаку всякий интерес…

– В конце июня сюда приедет Ли Хант, – сообщил Джордж семейству Гамба, – с женой и кучей детей. Не вспомню, сколько их, но все невоспитанные, уверен. Впрочем, деньгами для переезда в Италию снабдил их я. Не стоит жаловаться. Свою судьбы мы отчасти творим сами. Нам лишь немного помогают сторонние силы. По крайней мере, попытаюсь опубликовать то, что не хотят брать другие, в новом журнале Ханта…

Глава 2. Ливорно, июль 1822 года

Детишек оказалось шестеро. Они перекрывали своими криками лай собак, визг прыгавшей по мебели обезьянки и громкие перебранки между слугами трех семейств, категорически нежелавшими понимать друг друга. В общий хор свою лепту вносили павлины, периодически начинавшие вопить из сада. Младшему Ханту исполнилось два года, старшему – двенадцать. Остальные рождались с завидным постоянством через каждые два-три года.

– Во всем дурном можно найти каплю хорошего, – философствовал Джордж, обращаясь к Эдварду Трелони, который также проживал у Байрона. – Здешнее приведение с момента приезда Хантов не появляется. У нас и так не бывало тихо, но ночами та девушка имела возможность спокойно навещать мою комнату без страха, что ее потревожит плач очередного отпрыска Ли. И работается мне сейчас куда веселее. Еженедельные ужины по средам давно наскучили. А вот ежедневные ужины, когда не знаешь, откуда в тебя полетит кусок хлеба, внесли в жизнь разнообразие. Да и Шелли с Уильямсами приезжают теперь каждый вечер.