Пьетро подошел к столу, за которым сидели Байрон и Финли. Он не находил сходство таким уж сильным, но и в самом деле молодой человек обладал такими же мягкими чертами лица, как и Шелли. Высокий лоб, зачесанные назад густые вьющиеся волосы, довольно длинный тонкий нос и пухлые губы довершали образ.
– Да, Джордж, вы правы, – обсуждать нюансы внешности гостя Пьетро тактично не стал и просто согласился с Байроном.
– Я никогда не встречал господина Шелли, – откликнулся пришедший в себя Финли, – но считаю за честь быть на него похожим. Очень сожалею о его смерти. Это огромная потеря для европейской литературы.
Байрон кивнул. Теперь он говорил еще медленнее, чем раньше, время от времени обрывая предложения на полуслове:
– Потеря для мировой литературы. Потеря для меня лично еще большая, поверьте. Восполнить ее невозможно. И тут являетесь вы. С таким сходством. Вы пишете стихи?
– Нет. То есть пишу изредка, но особых талантов к этому не имею, – ответил Финли.
– А что вас интересует?
– История. Я очень люблю историю и старательно ее изучаю.
– О! Вам следует, мой друг, написать историю Греции. В особенности тот период, который мы наблюдаем сейчас. Мы являемся свидетелями больших событий. Уверен, Греция обретет свободу, а у вас есть шанс изложить происходящее для потомков. Каковы ваши планы? Куда вы последуете, покинув Кефалонию?
– Пока я принял приглашение одного из английских капитанов посмотреть Ионийские острова. Он хочет исследовать здешние моря. Заодно посмотрим, чем занят турецкий флот. Далее, возможно, проследуем в Месолонгион. Там, насколько я знаю, сосредоточены основные силы греков.
– Согласен с вами, – кивнул Байрон. – Скорее всего, мы последуем туда же. Пока я здесь жду ответа от греческого правительства и дальнейших указаний от лондонского комитета, – он помолчал, продолжая пристально смотреть на Финли. – Позвольте просить вас об одолжении. Как только прибудете на материк или ранее узнаете что-то важное, напишите мне без промедления. Я стараюсь вникнуть в обстановку, сложившуюся в греческом лагере, раздираемом междоусобными войнами, мешающими вести войну основную. Примкнуть к какой-то одной клике было бы ошибкой. Поэтому пишите мне сюда, на Кефалонию. Если я уеду, то письма перешлют по новому адресу. А может, судьба позволит нам свидеться еще раз.
Остаток дня после ухода Финли Байрон провел в своей комнате в одиночестве. Сходство молодого шотландца с Перси поразило его в самое сердце и пробудило воспоминания, которые без того были яркими. Байрона не отпускала мысль, что Перси не просто так явился ему в облике Финли. Он был уверен: друг хочет находиться рядом. И либо зовет его к себе, либо, напротив, таким образом будет сопровождать Джорджа на земле…
Наконец пришли известия от Трелони. Несмотря на его утверждение о том, что все не так плохо, как кажется на первый взгляд, Байрон не испытал большого оптимизма ни на второй взгляд, ни на третий. Власть находилась в руках людей, преследовавших исключительно собственные интересы. Хуже того, они не имели никаких талантов или достоинств, которые можно было бы использовать на благо Греции. Простой народ действовал неорганизованно и спонтанно, не получая ясных приказов от своих лидеров.
– Греки уже понимают, кто ими пытается руководить, – пересказывал Байрон письмо Пьетро. – Они осознают их несостоятельность, понимают их корыстные мотивы. Трелони также считает большим плюсом желание греков бороться против османов любой ценой. Освободительное движение не повернешь вспять, чего бы там ни делали новые предводители этого племени. Согласен: желание бороться всегда двигало людьми сильнее, чем указания тиранов, которые ими управляли. Однако стоит признать: сотрудничать нам по-прежнему не с кем. На чью бы сторону мы ни встали, мы будем содействовать интересам отдельной партии.
– Как приняли Брауна и Трелони? – спросил Пьетро.
– О! Прием, судя по всему, им оказали радушный. Правительство понимает, с кем имеет дело, – с богатыми англичанами, которые готовы делиться деньгами. Действительно, почему бы не поделиться с ними. Кстати, Трелони уговаривает нас выехать немедля. Греческие лидеры настойчиво просят передать мне слова, заверяющие в их якобы искреннем желании сотрудничать. Они готовы принять нас и принять мои деньги, дабы истратить их на нужды освободительной войны.