Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Со временем Ньютона избрали председателем Королевского общества, и последние двадцать лет своей жизни он руководил научными заседаниями несколько напыщенно и серьезно. Он повелел, чтобы на заседаниях не было «перешептываний, разговоров и громкого смеха. Если возникнут какие-либо разногласия… они нацелены на выяснение истины и не должны переходить на личности». Это станет новым научным подходом, объективным и беспристрастным, как и предписывалось в Лондоне XVII века. Член Королевского общества Уильям Стьюкли вспоминал, что «все делалось с большим вниманием, торжественно и вежливо»; то был век, когда наука стала новой формой религии, к ее законам и принципам относились как к непререкаемой догме. Сам Ньютон объявил, что натурфилософия теперь «состоит в открытии структуры и процессов Природы и сведении их, насколько возможно, к общим законам и правилам, установлении этих правил при помощи наблюдений и экспериментов и утверждении на этом основании выводов о причинах и следствиях вещей». Вот то, что мы унаследовали от XVII века и сохранили до наших дней.

41. Горячие новости

Легкомысленная непорядочность короля проявилась со всей очевидностью, когда в начале 1668 года он приступил к переговорам о «Трехстороннем союзе» с Голландской республикой и Швецией для противодействия французским армиям, которые уже захватили часть Испанских Нидерландов. Это был общий оборонительный союз против наступающих сил Франции, и в то же время его рассматривали как серьезный политический шаг. Считалось, что лучше выступать в союзе с двумя протестантскими державами против общего католического врага. К тому же уместно было доказать Людовику XIV, что Англия по-прежнему имеет вес на международной арене.

Однако король написал своей сестре Генриетте, герцогине Орлеанской, которая жила при французском дворе: «В этом соглашении я не указал ничего, что бы могло нанести вред Франции». Даже вступая в союз с голландцами, он на самом деле готовился сблизиться с Францией, имея тайный план разрушить Голландскую республику. Карл обладал способностью одновременно преследовать две разные, полностью противоположные цели. Глубоко восхищаясь своим кузеном Людовиком XIV, он также нуждался в деньгах короля Франции и, возможно, при непредвиденных обстоятельствах, в его солдатах. Людовик правил самой мощной страной в Европе, и значительно лучше было быть его союзником, чем врагом; к тому же он был частью семьи, а в условиях династии семья была важнее страны.

В воздухе витали подозрения. Пипс сообщал, что в Лондоне «народ кричит во всю улицу… что королевские придворные их предали и сдадут французам». Весной во время «мятежей публичных домов» лондонские подмастерья возродили старую традицию, атакуя дома терпимости во вторник на Масленой неделе. Однако то не было ритуальным представлением; пятнадцать их предводителей будут судить за государственную измену, и четверых повесят. Демонстрации продолжались пять дней, и в них участвовали тысячи людей.

Мятежи начались во второй день Пасхи, когда атаковали и разгромили несколько публичных домов в Попларе; на следующий день волнения распространились на Мурфилдс, Ист-Смитфилд и Холборн. В среду подмастерья, поддержанные значительными силами из Саутуарка, напали на бордели Мурфилдса. Они шли не простой толпой: их разделили на полки, они двигались под знаменами, вооруженные железными прутьями и топорами. Некоторые тюрьмы, пользующиеся наиболее дурной славой, тоже оказались в осаде.

Сам король делал вид, что не понимает, почему подмастерья атакуют публичные дома. «Зачем, почему они идут туда?» – говорят, вопрошал Карл. Однако на самом деле бордели были символом того, что для многих означало более серьезную проблему. Нападая на публичные дома, лондонцы атаковали всем известные нормы безнравственности королевского двора, а выступая против его разврата, они отрицали и его законы. Среди других выкриков звучало также, что они «скоро придут и снесут Уайтхолл».

Любимая фаворитка короля леди Каслмейн в конце 1663 года перешла в католическую веру. Поэтому она стала символом тяготения двора к папизму и превратилась в мишень для массы злобных нападок типа «шлюха» и еще хуже. Существовала и другая причина, почему атаковали публичные дома. Епископов тоже осуждали за то, что они содержат любовниц, про архиепископа Кентерберийского говорили, что он пользуется услугами проституток, другие прелаты «любили мальчиков». Когда подмастерья призывали к «реформации», они высказывали требования диссентеров, которые не доверяли государственной Церкви и ненавидели ее.