Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Карлу еще не давали возможности встретиться с его предполагаемой невестой, только в начале апреля его пригласили на аудиенцию королевы Испании и инфанты. Предполагалось, что беседа ограничится несколькими официальными словами приветствий, однако принц зашел так далеко, что заговорил о своих чувствах к инфанте. Это было серьезным нарушением протокола при дворе, подразумевающего строжайшие правила поведения. Карл понял свое нарушение и замолчал. На инфанту он не произвел впечатления. Однако принц был просто потрясен ее привлекательностью; он написал в Англию, что она даже прекраснее, чем он ожидал.

Хозяева настаивали на том, чтобы Карл, по крайней мере, ознакомился с принципами католицизма. В конце концов он согласился принять участие в богословской дискуссии с четырьмя монахами ордена кармелитов. Их встреча началась молчанием, пока один из монахов не спросил, нет ли у него какого-либо вопроса для обсуждения. Принц ответил: «Никакого. У меня вообще нет никаких сомнений». Карл даже позволил себе попросить организовать для него во дворце англиканскую службу. Оливарес немедленно послал за Коттингтоном и сказал ему, что приходу английских священников будут препятствовать силой. Это не сулило ничего хорошего решению вопроса.

К маю стало ясно и Бекингему, и принцу, что они допустили большую ошибку, приехав в Мадрид. Если бы они оставались в Англии, то все условия и оговорки могли бы обсуждать опытные дипломаты; их же сбивали с толку и возмущали требования, которые теперь им выдвигали.

Ближе к концу месяца испанская «хунта богословов» постановила, что инфанта должна оставаться на родной земле в течение двенадцати месяцев после церемонии заключения брака. За это время король Англии должен доказать свои добрые намерения, разрешив подданным-католикам свободно исповедовать свою религию; все уголовные дела против них следует приостановить. Кроме того, предполагалось, что принц тоже предпочтет провести следующий год в Испании. В этом случае он полностью насладится плодами своей женитьбы.

С такими вестями сэр Фрэнсис Коттингтон возвратился в Англию. «Мои милые мальчики, – писал Яков, – ваше письмо, переданное Коттингтоном, ранило меня в самое сердце. Боюсь, оно сильно сократит мои дни; и меня все больше беспокоит, что я не знаю, как ответить на ожидания людей в нашей стране и что сказать Тайному совету… Увы, теперь я, как никогда, мучительно раскаиваюсь, что позволил вам уехать». На самом деле он больше волновался о своем сыне, чем об изменениях в политике, которых потребовала «хунта». Один свидетель заметил, что «король сейчас совершенно потрясен». «Как вы думаете, – спросил он одного из придворных, – я когда-нибудь еще увижу принца?» И зарыдал.

Сам принц увяз в колебаниях. Ему сказали, что период между бракосочетанием и отъездом инфанты в Англию можно сократить до шести месяцев. На аудиенции Филиппа IV 7 июля Карл согласился с условиями испанцев. «Я решил, – заявил он, – всем сердцем принять, что мне предложили: и пункты относительно религии, и те, в которых говорится о необходимым гарантиях». Несколькими днями ранее он делал заявления совершенно противоположного смысла.

Яков прекрасно знал, что парламент никогда не пойдет на постоянное освобождение английских католиков от преследования; но он боялся, что если не подпишет соглашения, на котором настаивала «хунта», то его сыну не позволят покинуть Мадрид. Король собрал членов своего Тайного совета и стал умолять их дать клятву поддержать испанские условия. Понимая важность отстаивания королевской власти и испугавшись перспективы, что наследника престола возьмут под стражу в испанской столице, Совет очень неохотно согласился дать клятвенное обещание поддержки.

Решение короля, принятое в смятении и тревоге, пожалуй, нельзя назвать мудрым. Оно показало английским католикам, что в обеспечении своей безопасности они должны полагаться на иностранную державу, и дало понять английскому народу, что Яков хочет договориться с Испанией вопреки несомненным желаниям парламента. На многие годы вперед Римско-католическая церковь стала отождествляться с презрением к принципу господства права. Многие считали, что, пока принца держат в Испании, Филипп может вымогать все, что пожелает. Джон Чемберлен писал: «Увы, наши руки связаны отсутствием нашего самого ценного сокровища». Широко отмечалось, что в королевской часовне снова установили распятие, некогда символ папизма. В Сент-Джеймсском дворце даже стали строить еще одну часовню к грядущему приезду инфанты. Мать Бекингема обратилась в католичество. Когда архиепископ Кентерберийский сказал королю, что терпимость к католикам запрещают «законы и привилегии королевства», Яков, говорят, «резко выругался и спросил, как же иначе он должен вернуть сына домой». Через две недели после описанной беседы, 25 июля 1623 года, Карл и Филипп подписали брачный договор. Яков отправил сыну ювелирные изделия большой цены в качестве подарка для будущей жены. Когда принц попросил прислать ему еще и лошадей, король ответил, что государственная казна сейчас пуста.