В начале апреля Карл серьезно приступил к делам. Он попросил Бекингема и других сановников проанализировать все аспекты внешней политики. Плохие отношения с Испанией и возможный союз с Францией следовало рассматривать в свете желания Карла возвратить Пфальц мужу сестры. Несколькими днями позже был создан комитет для руководства обороной государства в случае войны. Затем новый король образовал еще две комиссии: для расследования финансовых злоупотреблений сборщиков налогов и для экспертизы торговли Ост-Индской компании с Россией. Это было дельной инициативой, но, как зачастую случается с работой комитетов и комиссий, результаты оказались незначительными.
Бекингем по-прежнему оставался главным советником, как и во времена правления Якова. Он проводил с королем весь день и спал в комнате рядом с королевской спальней. Он имел золоченый ключ, позволявший ему входить во все помещения дворца. Казалось, что ничто не делалось без его участия. У него был статус практически вице-короля, что позволяло ему частично компенсировать неумение Карла убеждать и администрировать.
Карл заикался. Заикание вместе с желанием короля нормально говорить однажды заставили его осознать свой недостаток. «Я знаю, что не слишком хорош в разговорах», – признал он. В детстве доктора в качестве лекарства от этой проблемы клали ему в рот маленькие камешки, но их метод результатов не принес. Карл пытался до произнесения продумывать завершенные предложения в мозгу, но дефект сохранялся. Он всегда говорил робко и с запинками. Поэтому со слугами при дворе он общался при помощи жестов не меньше, чем при помощи слов.
Граф Кларендон, впоследствии ставший одним из основных королевских советников, заметил, что тревожность Карла заставляла его принимать предложения или уступать влиянию людей, которые на самом деле были менее даровиты, чем он сам. Карл никогда по-настоящему не понимал истинных достоинств и недостатков тех, кто его окружал. Он имел тенденцию доверяться обычным хвастунам или авантюристам, но не замечать людей, реально достойных, пусть и немногословных. Королевский совет составляли компетентные придворные, многие из которых были приближенными отца Карла, а другие – друзьями и доверенными чиновниками. Однако главные решения передавались из полного Совета на рассмотрение выбранных небольших групп или комитетов, поэтому при дворе распространялись подозрительность и ревность.
Первое публичное появление Карла состоялось в апреле в порту Блэкуолл на северном берегу Темзы. Король посетил королевский флот. Он был небольшого роста, немногим выше 1,5 метра, и выглядел скорее хрупким, чем атлетичным. Однако он развивал и закалял себя физическими упражнениями, поэтому его худощавая внешность производила обманчивое впечатление. Бледный цвет длинного лица Карла в юности оживляли вьющиеся каштановые волосы, серые глаза и полные губы. Привычки нового короля отличались умеренностью, богатым ароматом винам он предпочитал обычное пиво; имел, по всей видимости, сдержанный холодный нрав; услышав непристойный разговор, всегда краснел. Однако если бы он был в состоянии контролировать собственные чувства, то смог бы управиться и со страстями в своем государстве. Карл собирал изречения стоиков и неостоиков о том, как избегать давления обстоятельств. Однажды он сказал: «Мы научились владеть собой, уходя в себя». Проницательные наблюдатели, например портретисты, чувствовали в нем загадку, скрытую напряженность. Его походка была стремительна и тороплива.
Потенциально опасный вопрос брака Карла с французской католической принцессой Генриеттой Марией вскоре стал главной темой лондонских слухов. Многие при дворе (и в стране) скорбели о союзе с последовательницей Рима. Возродились прежние страхи по поводу папского господства. Однако Карл не желал принимать во внимание никакие предостережения. Его отец был шотландцем, мать – датчанкой, а бабушка, королева Шотландии Мария Стюарт, – наполовину француженкой. Он сам собственной персоной служил идеальным доказательством того, что представители королевских семей Европы совсем не обязательно националисты или религиозные фанатики.