Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Карла возмутило такое решение, но у него не было плана работы с парламентской оппозицией: он просто ожидал, что его приказы будут исполняться. В любом случае, прежде чем удалось предпринять какие-либо попытки увещевания, в дело вмешалась чума. Один придворный говорил сыну: «Я… честно, изумляюсь, как человек в здравом уме может сейчас оставаться в Лондоне». Звуки окрестных колоколов были хорошо слышны в палате общин. 2 июля Джозеф Мид написал одному из своих корреспондентов, что, «когда милорд Рассел собирался в парламент, его сапожник, надевая ему туфли, упал и умер от чумы у него на глазах». 11 июля работу парламента прервали, решив снова собраться в Оксфорде в начале августа.

Изменение места заседания ничуть не ослабило нарастающую враждебность парламентариев к королю и придворным. По предложению сэра Эдварда Кока в начале сессии были тщательно изучены денежные ассигнования королю, таким образом намекалось, что парламент имеет возможность в любое время регламентировать королевские доходы. Другой член парламента поднялся, размахивая помилованием, которое король даровал одному иезуиту всего через день после того, как обещал одобрить «Религиозную петицию» против католиков. Все замолчали. Это затрагивало неприкосновенность и честь монарха. Было решено, что следует подождать ответа Карла. Король дал противоположные обещания французскому королю и английскому парламенту. Какое из них будет нарушено в первую очередь?

Через три дня из Вудстока прибыл Карл и встретился с членами парламента в зале университетского колледжа Крайст-Черч. Он больше думал о делах финансовых, чем религиозных. Ему требовались деньги на флот, который собрал Бекингем, а казна была пуста. Король обнаружил, что на сегодняшний момент его «кредита» не хватит, «чтобы отправить в плавание военные корабли, которые сейчас оснащаются». На слова Карл, как обычно, был скуп: сказал, что ответит на «Религиозную петицию» в течение двух дней.

По-прежнему оставалось неясным, сколько требуется денег и на что они будут потрачены. Планируется ли война с Испанией на море? Или на помощь Пфальцу предстоит доставлять армию? Никто из администрации не говорил ничего определенного. Зачем же членам палаты общин поддерживать политику, которую они не понимают и по поводу которой с ними не консультировались? Было объявлено, что парламент лучше займется внутренними и финансовыми делами, в которых разбирается, чем будет беспокоиться по поводу проблем за границами своего государства.

Теперь под удар попал Бекингем. Его обвиняли в том, что он не способен руководить государством или организовать сколько-нибудь надежную военную экономику. Звучали обвинения, что он и его господин никогда по-настоящему не верили в религиозную терпимость саму по себе, а использовали ее как уловку, чтобы расположить к себе сначала испанцев, а затем французов. Предполагали, что Бекингем считает составленный с Людовиком XIII церковный договор проформой, листком бумаги для умиротворения папы римского. Король, при поддержке Бекингема, был готов пойти навстречу палате общин в вопросе отношения к католикам.

«Если вы имеете в виду ввести в действие принятые законы, – сказал Бекингему посланник французского двора отец Берюлль, – то я не могу и не хочу мириться с этим, под каким бы соусом вы ни подали дело».

«Убирайтесь, – говорят, ответил ему Бекингем. – Я знаю, вам уютно только с вашим требником и мессой».

Однако очевидная беспринципность и непоследовательность герцога совсем не обязательно обеспечивали ему любовь парламента. Он собрал флот, чтобы продемонстрировать, что стоит за популярное в народе дело войны с Испанией, но не было денег полностью его оснастить. Его считали слишком молодым, чрезмерно опрометчивым и недостаточно опытным. В последовавших дебатах сэр Фрэнсис Сеймур призвал: «Давайте обвинять того, кто виноват». А затем назвал герцога Бекингема. Сэр Эдвард Кок, отметив плохое государственное управление и корыстных чиновников, объявил, что «наш корабль дал течь». Все это слишком затрагивало короля. 11 августа он со своим Советом решил, что не стоит продолжать сессию парламента. Чуму, неуклонно пожирающую Оксфорд, использовали в качестве предлога для спасения Бекингема от возможной отставки. Если Карл полагал, что защищает честного, преданного министра, то парламентарии считали, что охраняют страну от себялюбивого некомпетентного фаворита. Оксфордский парламент проработал одиннадцать дней. Карл возложил вину за беспорядки на нескольких смутьянов и «бунтарей». Подобные просчеты он будет допускать и в последующие годы.