Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Была создана комиссия, чтобы разобраться с проблемами государственных финансов, но ни к каким согласованным выводам она не пришла. Поэтому 10 марта Карл объявил, что желает немедленного обеспечения государственных потребностей без дальнейших вопросов к его прошлому или будущему управлению. Это заявление повысило градус дебатов. Депутат от Боробриджа сэр Фердинанд Ферфакс написал отцу: «Если мы ничего не дадим, то не только приведем в ярость короля, который по своей природе чрезвычайно упрям, но и, в соответствии с положением вещей на сегодняшний день, создадим угрозу разрушения державы; а если дадим, то средства, весьма вероятно, пойдут не на дело. И чем дальше мы расходимся во мнениях, тем больше будем желать перенести решение вопроса на другое время».

Широко распространенным было мнение, что причина всех неурядиц – это герцог Бекингем. Он назначил неумелых офицеров и поэтому несет ответственность за катастрофу в Кадисе. Он роздал королевские земли своим друзьям и родственникам. Он продал многие государственные посты и занял другие для собственного карьерного роста. Его мать и отчим – рекузанты и должны считаться врагами страны. Бекингем стал человеком, против которого следовало выдвинуть обвинение.

Пять дней спустя в Уайтхолле Карл ответил парламентариям речью, в которой объявил: «Не хотел бы, чтобы палата общин допрашивала моих слуг, тем более столь близких ко мне». И добавил: «Я бы желал, чтобы вы поторопились с выделением ассигнований, в противном случае вам же будет хуже. Если что-то пойдет не так, думаю, я буду последним, на ком это отразится». Сэр Джон Элиот, обращаясь к коллегам через два дня после слов короля, обсудил жесткую позицию. «Нам явили большую угрозу, – сказал он, – но, надеюсь, это не омрачит наш разум». Король снова приказал парламентариям отступиться. «Помните, – заявил им Карл, – что созыв, работа и роспуск парламентов всецело находятся в моей власти. Соответственно, в зависимости от того, нахожу я результаты полезными или вредными, я буду решать, продолжаться работе парламентов или нет».

Палата общин, теперь не настроенная отступать, по-прежнему преследовала герцога. Парламентарии превратились в спущенных с привязи гончих, еще более уверенных в себе, потому что знали, что члены палаты лордов их поддерживают. Аристократы тоже устали от самонадеянного фаворита. Древнее пэрство возмущалось его контролем над распределением бенефиций и влиянием на короля. Граф Бристоль, который был английским посланником при дворе Испании и наблюдал поведение Бекингема в Мадриде, дал показания против королевского фаворита. Граф поставил ему в вину попытку изменить вероисповедание принца; показал, что Бекингем коленопреклоненно поклялся «дать испанцам надежду на переход принца в католическую веру». В сущности, он обвинил Бекингема в измене.

Короля взбесило то, что он посчитал гордыней обеих палат. Однако парламентариев было не остановить. 10 мая они избрали депутацию для разработки статей импичмента Бекингема. Один из членов выбранной группы, сэр Дадли Диггс, утверждал, возможно, в беспрецедентных выражениях: «Законы Англии научили нас, что король не может внушать дурные или незаконные вещи. И если дурные деяния уже произошли, исполнители должны за них ответить». Диггс к тому же сравнил Бекингема с кометой, извергнутой «низменной прогнившей материей». Однако, когда члены депутации явились к Бекингему, он, говорят, рассмеялся им в лицо. Герцог знал верность, или неуступчивость, короля. Карл никогда бы не отказался от него.

День дебатов по импичменту стал поводом для выплеска страстей практически в театральном противостоянии. Когда один из членов депутации, Джон Гленвилл, огласил вступление речи в пользу парламента, Бекингем «язвительно высмеял» его. «Милорд, – ответил Гленвилл, – вы потешаетесь? Здесь есть над чем смеяться? Я, милорд, могу указать вам человека более знатного происхождения, чем ваша светлость, такого же высокого положения и близости к королю, как у вас, которого повесили за наименьшее преступление из перечисленных в этих статьях».

Поднялся сэр Джон Элиот, чтобы произнести общую обличительную речь против фаворита: «Какие баснословные драгоценности он получил! Какие несметные деньги и бескрайние земли!» Пиршества, дворцы, наряды, золото и серебро были зримыми свидетельствами его алчности; богатство Бекингема держало короля и Англию в нищете. Затем Элиот намекнул на широко распространенный слух, что герцог и его мать отравили Якова I. Джон Элиот сравнил фаворита с мифологическим зверем (древние называли его Stellionatus), который был «так грязен, так испорчен», что его переполняли нечистоты. Эта экстраординарная речь, естественно, чрезвычайно оскорбила короля.