Мятежный

– Помнишь, когда мне было двенадцать и у меня начались первые месячные? Те, что вернулись спустя только восемь месяцев? Меня тошнило в ванной, а на бедрах засохла кровь. Ты видела ее и потом попросила Ханну обо мне позаботиться. – Мой голос звучал спокойно. Сухо. Слова вырывались из моего рта без особых усилий, и хотя я не находилась в состоянии истерии, я все равно их чувствовала. Они причиняли боль, но больше не обжигали.

Я исцелялась.

– Я не знала. То есть не была до конца уверена, – запинаясь, произнесла она, делая шаг в мою сторону.

Я отступила назад, откусывая еще один кусок яблока. Оно было блестящим, красным, по-настоящему красивым. Я поняла, почему Белоснежка попалась в ловушку. Но сейчас я стояла перед своей собственной ведьмой, отказываясь совершать ту же ошибку.

– Конечно, не знала, – фыркнув, я пнула небольшой камешек между нами. – Итак, ты меня нашла. Поздравляю. И нам пора отправиться к адвокату. Ты ведешь себя так, будто тебе следует с нетерпением ждать этой встречи. Небольшой спойлер: это не так.

– Джесси, детка, милая. – Она засмеялась, собираясь обнять – собираясь, черт возьми, меня обнять, – но я уклонилась, сдерживая себя от того, чтобы бросить остатки яблока прямо на ее глянцевые неоновые туфли. Я вытянула руку, заполняя пространство между нами, и покачала головой.

– Отойди от меня, Пэм. Ты хочешь, чтобы мы отправились к адвокату Даррена? Без проблем. Пришли мне сообщение с местом и временем. Я буду там.

– Что ты собираешься делать с таким количеством денег?

– Возможно, сожгу их, – пожала плечами я.

– Джесси, ты ведешь себя глупо! Речь идет о настоящих деньгах. Твой отец бы…

Я оттолкнула ее, прежде чем она успела закончить фразу, от ярости из моих ноздрей практически вырывался дым.

– Не надо. Что бы ты ни делала, не смей порочить его имя. Его нельзя винить в том, что произошло.

– Ох, это забавно. Вечно пьяный бабник был святым, да? – Она вскинула руки, а я рассмеялась. Она не поняла, и я подумала, что, возможно, никогда и не поймет.

– Вовсе нет. Он был изменником и алкоголиком. А еще спасителем и жертвой своих же решений. Он хотел помогать людям, но проделал колоссальную работу, разрушив собственную жизнь. Но я могу простить ему все это, Пэм, потому что он старался. Он старался быть хорошим. А что насчет тебя? – Я шагнула к двери. – Ты не хочешь становиться хорошей. Ты просто хочешь одержать победу. Может, именно поэтому и продолжаешь проигрывать.

– Ты должна оставить мне хотя бы что-то! – крикнула она.

– Да, – произнесла я, рывком открывая дверь. – Я оставлю тебе последствия твоих действий.

* * *

Однажды отец рассказал мне, что Александр Пушкин родился в дворянской русской семье и погиб на дуэли от руки своего свояка, французского аристократа, который пытался соблазнить его жену. Я помню, как подумала, что у людей в те временам была действительно сумасшедшая жизнь, но больше так не считала. Когда я сидела в своем автомобиле возле полицейского участка Тодос-Сантоса, изо всех сил сжимая руками руль, я поняла, что жизнь поэта была не более странной, чем моя.

Потому что у нас у всех бывали безумные истории.

Меня дважды изнасиловали.

Меня родила женщина, которая никогда по-настоящему меня не любила.

В школе надо мной насмехались, а мой психотерапевт манипулировала моим сознанием.

Все это правда, но помимо этого происходили и другие события. Замечательные события. Я обрела счастье во многих смыслах.

Познакомилась с Гейл.

Нашла работу.

Испытывала страсть к литературе, словам и предложениям, которые вдохновили меня стать лучше, и по отношению к людям, и по отношению к себе.

Я встретила Бэйна.

Я распахнула дверцу машины и на автопилоте зашла в участок, перекинув лямку рюкзака через плечо. Я не могла поверить, что делаю это. С тех пор как я оформляла заявление более двух лет назад, внутри здания ничего не изменилось.

Сонная дежурная сотрудница с крупными темными кудрями и добрыми глазами посмотрела на меня из-за стойки регистрации.

– Чем я могу помочь вам, дорогая?

– Мне нужно внести изменения в свои показания, которые я давала два с половиной года назад.

Я назвала ей свое имя.

Она снова окинула меня взглядом, на этот раз внимательным и любопытным, и велела подождать. Я наблюдала, как она развернулась, поспешила к своей сумочке, свисающей со спинки ее рабочего стула, достала личный телефон и набрала номер. Мои ладони вспотели, и я уже пожалела, что пришла сюда. Что, если родители Эмери, Нолана и Генри заплатили кому-нибудь, чтобы заставить меня молчать? Что, если я только что загнала себя в ловушку? Достаточно ли у меня доказательств?

Возможно, прямо сейчас она звонила мистеру Уоллесу. Я не готова встретиться с ним лицом к лицу. Он один из самых страшных людей, которых я когда-либо знала.

Через пару минут женщина в униформе вернулась ко мне.

– Желаете кофе? – Она ободряюще улыбнулась.

Я вытерла влажные ладони о штаны. У меня болела челюсть, поскольку я пыталась сдержать крик ужаса.

– Не нужно, – кратко ответила я. – В чем дело?