Мичман Хорнблауэр

В полумиле от них темная вода осветилась желтоватым светом. Свет приближался, и вскоре все увидели объятый пламенем корабль. Он на всех парусах несся прямо к якорной стоянке.

– Брандеры!

– Вахтенный! Сигнальте моей гичке! – заорал Фостер. Цепочка брандеров неслась по ветру, прямо на тесно стоящие корабли. На «Санта Барбаре» поднялась суматоха: матросы и морские пехотинцы высыпали на палубу, капитаны и кандидаты подзывали лодки. Оранжевое пламя осветило воду, раздался рев бортового залпа – какое-то судно палило по брандеру, пытаясь его потопить. Стоит одному из этих пылающих остовов коснуться, пусть на секунду, стоящего на якоре корабля, пламя перекинется на сухую, крашеную древесину, на просмоленный такелаж, на паруса, и уже ничто его не остановит. Для легковоспламеняющихся кораблей, начиненный взрывчатыми веществами, огонь – страшнейшая из морских опасностей.

– Эй, на лодке! – заорал вдруг Хэммонд. – Сюда! Сюда, черт вас раздери!

Его зоркие глаза высмотрели проплывающую мимо лодку с двумя гребцами.

– Давайте сюда, не то стреляю! – подключился Фостер. – Часовой, приготовьтесь стрелять по ним.

При этой угрозе лодчонка развернулась и заскользила к бизань-русленю.

– Сюда, джентльмены, – сказал Хэммонд. Все три капитана бросились к бизань-русленю и попрыгали в лодку. Хорнблауэр прыгнул за ними. Он знал, что у него, как у младшего офицера, шансы раздобыть лодку минимальны, а он обязан добраться до своего судна. После того, как все три капитана доберутся до своих судов, он сможет воспользоваться лодкой и попасть на «Неустанный». Он прыгнул на корму отваливающей лодки, загремел шпагой о планширь и чуть не вышиб дух их капитана Харви. Однако три капитана приняли незваного гостя, ни слова не сказав.

– Гребите к «Неустрашимому», – приказал Фостер.

– Тысяча чертей, я тут старший, – произнес Хэммонд. – Гребите к «Калипсо».

– К «Калипсо», – сказал Харви, берясь за румпель, и повел лодочку по темной воде.

– Быстрей, быстрее же, – говорил Фостер с искаженным страданием лицом. Ничто не сравниться с душевной мукой капитана, лишенного возможности попасть на свой, терпящий бедствие, корабль.

– Вот один из них, – сказал Харви.

Прямо на них несся на всех парусах маленький бриг; они различали отблески огня, и вдруг, прямо на глазах, бушующее пламя объяло весь корабль, как праздничный фейерверк. Огонь полыхнул из бортов, взвился над люками. Сама вода осветилась зловещим красным отблеском. Судно замедлилось и начало тихо поворачиваться.

– Оно идет прямо на якорный канат «Санта Барбары», – сказал Фостер.

– Еще чуть-чуть, и оно прошло бы мимо, – добавил Хэммонд. – Не повезло же беднягам на «Барбаре». Сейчас оно пройдет борт о борт.

Хорнблауэр подумал о двух тысячах испанских и французских пленных, задраенных под палубами тюрьмы.

– Человек у руля мог бы провести его мимо, – сказал Фостер. – Мы должны это сделать!

Тут все завертелось. Харви положил руль на борт.

– Гребите, – сказал он лодочникам. Те по понятной причине не хотели грести к пылающему каркасу.

– Гребите! – сказал Харви.

Он выхватил из ножен шпагу, и лезвие, направленное загребному в горло, зловеще блеснуло красным. Коротко всхлипнув, загребной налег на весло и лодка понеслась.

– Подведите ее к кормовому подзору, – сказал Фостер. – Я на него прыгну.

Хорнблауэр наконец обрел дар речи:

– Позвольте мне, сэр. Я управлюсь.

– Давайте со мной, если хотите, – ответил Фостер. – Тут могут понадобиться двое.

Прозвище «Неустрашимый Фостер» происходило, вероятно, от названия корабля, но подходило по всем статьям. Харви подвел лодку под корму горящего судна; оно снова шло по ветру, прямо на «Санта Барбару».

В этот момент Хорнблауэр оказался ближе всех к бригу. Медлить было нельзя. Он встал на банку и прыгнул, ухватился за что-то и рывком втащил на палубу свое неуклюжее тело. Судно неслось по ветру и пламя отдувало вперед; на самой корме было пока просто очень жарко, но Хорнблауэр слышал рев пламени и треск горящего дерева. Он шагнул к штурвалу и схватил рукоятки. Штурвал был принайтовлен веревочной стройкой. Сбросив ее, Хорнблауэр снова взялся за штурвал и почувствовал, как руль берет воду. Он всем телом налег на штурвал и повернул его. Правый борт брига почти касался правого борта «Санта Барбары». Пламя осветило взволнованную, размахивающую руками толпу на полубаке плавучей тюрьмы.

– Руль на борт, – загремел в ушах Хорнблауэра голос Фостера.

– Есть руль на борт, – отвечал Хорнблауэр. Тут бриг послушался руля, нос его повернулся, столкновения не произошло.

Огромный столб огня поднялся из люка за грот-мачтой, мачта и такелаж вспыхнули, и тут же порыв ветра понес пламя к корме. Какой-то инстинкт подсказал Хорнблауэру, не выпуская штурвал, другой рукой схватить шейный платок и закрыть им лицо. Пламя на мгновение закружилось вокруг и спало. Но промедление оказалось опасным, бриг продолжал поворачиваться, и теперь его корма грозила врезаться в нос «Санта Барбары». Хорнблауэр в отчаянии крутил штурвал в другую сторону. Пламя отогнало Фостера к гакаборту, теперь он вернулся.

– Руль круто под ветер!