Он поспешил к пушкам, лично проследить, как меняют угол наклона, и прошло несколько секунд, пока он снова приказал нести ядра. В это время Буш заметил, что шлюпки шедшие впереди шхуны, подошли к ней вплотную. Это могло означать следующее: капитан шхуны уверен, что сумеет на ветре обогнуть мыс и благополучно выбраться из бухты. Нестройно громыхнули пушки. Буш увидел три всплеска возле ближнего борта шхуны.
— Новые заряды! — кричал Хорнблауэр.
И тут Буш увидел, как шхуна развернулась, обратив свою корму к батарее, а нос — прямо к мелям противоположного берега.
— Какого черта… — сказал Буш сам себе. Тут он увидел, как из палубы шхуны столбом повалил дым, и, пока он радовался этому зрелищу, гики шхуны дернулись — она села на мель. Над ее корпусом сгустился дым, и Буш видел в подзорную трубу, как возвышавшийся над дымом большой белый грот разделился на части и исчез: пламя охватило его и одним махом уничтожило. Буш оторвал от глаза трубу и взглядом поискал Хорнблауэра. Тот снова стоял на парапете. Лицо его, покрытое темной щетиной, еще сильнее почернело от порохового дыма. Он широко улыбнулся, обнажив ослепительно белые, по контрасту, зубы. Матросы у пушек кричали «ура!», им вторили стоящие во дворе.
Хорнблауэр жестами велел прекратить шум, чтобы в форте слышали, как он отменяет приказ нести новые ядра.
— Сэдлер, отставить! Подносчики, несите ядра обратно!
Он спрыгнул с парапета и подошел к Бушу.
— Дело сделано, — сказал тот.
— По крайней мере, первое.
С горящего судна поднялся мощный столб дыма, взвиваясь все выше и выше между ее мачт. Оба лейтенанта видели, как упала грот-мачта, и тут же ушей их достиг гул взрыва — огонь добрался до порохового погреба. Когда дым немного рассеялся, они увидели, что шхуну разорвало надвое, прямо посередине. Фок-мачта еще мгновение стояла, но и она рухнула у них на глазах. Нос и корма пылали, шлюпки с командой на веслах шли через мели.
— Неприятное зрелище, — сказал Хорнблауэр. Но Буш не видел ничего неприятного в зрелище горящего врага. Он ликовал.
— Половина команды была в шлюпках, и, когда мы попали, некому было тушить огонь, — сказал он.
— Ядро могло пробить палубу и застрять в трюме, — отозвался Хорнблауэр.
Он говорил сбивчиво, заплетающимся языком, как пьяный. Буш быстро взглянул на него. Пьяным он быть не мог, хотя заросшее грязное лицо и налитые кровью глаза и наводили на такую мысль. Этот человек смертельно устал. Потом в осоловевшем взгляде Хорнблауэра блеснуло оживление, и заговорил он вполне нормально.
— Вот и следующая, — сказал он. — Скоро она подойдет на расстояние выстрела.
Вторая шхуна шла под парусами вдоль фарватера, рядом с ней шли шлюпки, готовые взять ее на буксир. Хорнблауэр снова повернулся к пушкам.
— Видите следующий корабль? — крикнул он. Услышав утвердительный гул, он повернулся и заорал в сторону Сэдлера: — Подносчики, несите ядра.
На скате появилась цепочка подносчиков с раскаленными ядрами. Ядра были пугающе горячи; жар от каждого проносимого мимо ядра — двадцати четырех фунтов раскаленного докрасна железа — окатывал волной. По заведенному порядку ядра начали закатывать в дула пушек. Тут послышались громкие восклицания, и одно из ядер с грохотом упало на каменные плиты орудийной платформы. Оно лежало, ярко светясь. Две пушки стояли незаряженными.
— В чем дело? — спросил Хорнблауэр.
— Простите, сэр…
Хорнблауэр уже шагал к пушкам, посмотреть, что случилось. Над дулом одной из заряженных пушек столбом стоял пар; все три яростно шипели.
— Выкатывайте, наводите и стреляйте, — приказал Хорнблауэр. — А вы что стоите? Откатите это ядро.
— Ядра не входят, сэр, — произнесли сразу несколько голосов, в то время как кто-то пыжовником откатывал упавшее ядро к парапету. Подносчики с двумя другими ядрами ждали, обливаясь потом. Ответ Хорнблауэра потонул в реве одной из пушек — матросы стояли у талей, выкатывая ее, и она выстрелила сама собой. Один из матросов, сидя, кричал от боли — лафет при отдаче ударил его по ноге, и кровь уже текла на каменные плиты. Канониры двух других заряженных орудий даже не стали делать вид, что наводят их: как только пушки были выдвинуты, они крикнули «Разойдись!» и выстрелили.
— Отнесите его вниз, к мистеру Пирсу, — сказал Хорнблауэр, указывая на пострадавшего. — Дайте-ка я гляну на это ядро.
Вернулся Хорнблауэр удрученным и встревоженным.
— В чем дело? — спросил Буш.
— Ядра перекалились, — объяснил Хорнблауэр. — Черт, я об этом не подумал. Они начали плавиться в печи, потеряли форму и потому не проходили в канал. Какой я дурак, что не подумал об этом!
Буш как старший офицер не счел нужным признать, что и сам об этом не подумал. Он промолчал.
— А то, что не потеряло формы, было все равно слишком горячим, — продолжал Хорнблауэр. — Я самый распроклятый дурак из всех проклятых дураков. Я совсем рехнулся. Видели, как пушка выстрелила сама по себе? Теперь матросы напуганы. Они не будут наводить как следует — постараются выпалить побыстрее, чтоб не попасть под отдачу. Господи, я безмозглый сукин сын!
— Легче, легче, — сказал Буш. Его раздирали противоречивые чувства.