Ответил он слишком коротко, и тут же стало ясно, что это не просто подтверждение сказанного Бушем. Только тут Буш понял, что не эксцентричность и не забывчивость выгнали Хорнблауэра на мороз без бушлата. Он внимательно посмотрел на Хорнблауэра и даже задал бы бестактный вопрос, но в этот момент отворилась внутренняя дверь. Вышел толстый, приземистый, но невероятно элегантный джентльмен; одет он был по моде и только волосы носил длинные, с косичкой и напудренные, в стиле прошлого поколения. Проницательными темными глазами он посмотрел на двух офицеров.
— Доброе утро, маркиз, — сказал Хорнблауэр. — Имею удовольствие представить: мсье маркиз де Сан-Круа — лейтенант Буш.
Маркиз изящно поклонился, Буш попытался сделать то же самое. Он почувствовал, что, несмотря на столь любезный поклон, маркиз внимательно его разглядывает. С таким выражением лейтенант разглядывает новобранца или фермер выбирает свинью на рынке — Буш догадался, что маркиз прикидывает, будет ли от него, Буша, прок за карточным столом. Он вдруг застеснялся своего поношенного мундира. Очевидно, маркиз пришел к тому же заключению, что и Буш, и, тем не менее, начал разговор.
— Сильный ветер, — сказал он.
— Да, — ответил Буш.
— В Ла-Манше сейчас не сладко, — продолжил маркиз, вежливо затрагивая профессиональную тему.
— Еще бы, — согласился Буш.
— И ни одно судно не подойдет с запада.
— Можете в этом не сомневаться.
Маркиз превосходно говорил по-английски. Он повернулся к Хорнблауэру.
— Вы видели мистера Трюлава в последнее время?
— Нет, — ответил Хорнблауэр. — Но я видел мистера Уилсона.
Имена Трюлава и Уилсона были Бушу знакомы — то были самые богатые призовые агенты в Англии: по крайней мере четверть флота передавало их фирме для продажи свои трофеи. Маркиз опять повернулся к Бушу.
— Надеюсь, вам везло с призовыми деньгами, мистер Буш? — спросил он.
— Нет, к сожалению, — ответил Буш.
Свои сто фунтов он за два дня прокутил в Кингстоне.
— Они ворочают сказочными суммами, просто сказочными. Я слышал, команда «Карадока» разделила между собой семьдесят тысяч фунтов.
— Очень вероятно, — сказал Буш. Он слышал о кораблях, захваченных «Карадоком» в Бискайском заливе.
— Но пока ветер не переменится, им, беднягам, придется подождать своих денег. Их не списывают, но отправляют на Мальту сменить гарнизон. Их ждут со дня на день.
Для штатского и эмигранта маркиз весьма похвально разбирался в делах флота. И он был последовательно вежлив, как показала его завершающая фраза.
— Располагайтесь как дома, мистер Буш, — сказал он. — А теперь, надеюсь, вы простите меня, мне надо заняться делами.
Он удалил через завешенную занавесом дверь, оставив Буша и Хорнблауэра глядеть друг на друга.
— Странный тип, — сказал Буш.
— Не такой странный, если узнать его поближе, — ответил Хорнблауэр.
Он отогрелся и щеки его слегка порозовели.
— Что вы тут делаете? — спросил Буш. Любопытство взяло верх над вежливостью.
— Играю в вист, — ответил Хорнблауэр.
— В вист?
Буш знал о висте только, что это медленная игра для интеллектуалов. Сам он предпочитал азартные игры, не требующие большого ума.
— Многие флотские играют здесь в вист, — сказал Хорнблауэр. — Я всегда готов сесть четвертым.
— Но я слышал…
Буш слышал, что в «Длинных Комнатах» играют в другие игры — в кости, в двадцать одно, даже в рулетку.
— По крупной играют там. — Хорнблауэр махнул рукой в сторону занавеса. — Я остаюсь здесь.
— Это умно, — сказал Буш. Но он чувствовал, что Хорнблауэр чего-то не договаривает. Бушем двигало не простое любопытство. Теплые чувства, которые он испытывал к Хорнблауэру, заставили его продолжать расспросы.
— Вы выигрываете? — спросил он.
— Часто, — сказал Хорнблауэр. — На жизнь хватает.
— Но ведь вы получаете половинное жалование? — настаивал Буш,
Перед этим напором Хорнблауэр сдался.
— Нет, — ответил он. — Мне не положено.
— Как не положено? — Буш даже немного повысил голос. — Но ведь вы лейтенант.
— Но я был капитан-лейтенантом. Я три месяца получал полное жалование, а потом Адмиралтейство отказалось утвердить мое назначение.
— И вам приостановили выплату?
— Да. Пока я не погашу перерасход. — Хорнблауэр улыбался почти естественно. — Два месяца я уже прожил. Еще пять, и я начну получать половинное жалование.
— Господи! — сказал Буш.
Половинное жалование означало постоянную экономию, но на него по крайней мере можно жить. У Хорнблауэра не было даже этого. Теперь Буш знал, почему Хорнблауэр без бушлата. На Буша волной накатил гнев. Перед его внутренним взором встала картина; он видел ее так же ясно, как видел сейчас эту уютную комнату. Он видел, как Хорнблауэр, со шпагой в руке, прыгает на палубу «Славы», как бросается он в бой с превосходящими силами противника, бой, который мог окончиться победой или смертью. Хорнблауэр, который неустанно трудился, добиваясь успеха, и, наконец, поставил на карту свою жизнь — этот Хорнблауэр, стуча зубами, греется у огня, а какой-то лягушатник, владелец игорного дома с манерами учителя танцев из милости позволяет ему это.