Мичурин

Из других событий этого политически столь бурного лета 1917 года садовый журнал Ивана Владимировича отметил 25 июля исключительно раннее созревание дыни («на 66-й день от посева!» — подчеркивает он с восклицательным знаком), а также 26 сентября — начало нового цикла исследований по созданию для всей России сладкой рябины…

Но вот меньше чем через месяц после этой последней в этом году творческой записи Мичурина произошло величайшее событие в истории.

Свергнув правительство ставленника буржуазии Керенского, рабочий класс, руководимый большевистской партией Ленина — Сталина, взял власть в свои руки. Радиостанции оповестили весь мир о том, что в Петрограде возникло первое на земном шаре, первое в истории человечества рабочее правительство, создан Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным. С быстротой молнии облетела эта весть все самые глухие уголки необъятной России.

Но не везде сразу установился советский строй. В течение нескольких дней сопротивлялась буржуазия Москвы и ряда других городов. А в прасольско-кулацком городке Козлове даже еще несколько месяцев цеплялись за власть приверженцы Керенского — эсеры.

Вместе с анархистами представители сельского кулачества — эсеры пытались провозгласить в Козлове «автономную анархо-коммуну», не подчиняющуюся никому.

А под шумок подгородные кулаки из сел Панского, Стаева и из Донской слободы непрочь были разорить питомник Мичурина. Несколько тревожных дней пришлось пережить Ивану Владимировичу в зиму 1917/18 года. Его даже вызвали в эсеровский суд по какому-то крючкотворскому иску слободского кулака Силана Григорьева.

Но вот были изгнаны из своих кабинетов в Козлове и последыши эсеровской власти. Их место заняли большевики.

Узнав об этом, Иван Владимирович был охвачен необычайным волнением.

Пятьдесят лет он добивался независимости, полнейшей свободы. Пятьдесят лучших лет жизни он потратил на то, чтобы стать бесконтрольным распорядителем своей судьбы, своего сада, своих опытов.

Он вспомнил свое вынужденное обращение к царскому министерству, посланное через инспектора Марфина. Потом он уже никаких Марфиных не слушал, — больше того, он даже не допускал к себе царских чиновников, когда они пытались вмешаться в его работу, навязать ему свою опеку, присвоить себе его удачи.

Иван Владимирович всегда гордился своей независимостью, которую отвоевал с таким трудом у жадного, тупого купеческого города, у косной, невежественной чиновничьей России. Он давно боролся против старого мира, только своим, особым оружием. Он вышел из долгой этой борьбы победителем, пронес сквозь десятки лет свою независимость.

А вот сейчас он решил собственными руками отнести и отдать новым хозяевам страны все плоды своих дел, все на них права. Но отдать не из страха за себя, не так, как вассал вручал когда-то господину свое достояние, а отдать то, что он сам давно для этих новых, законных хозяев готовил.

— Итти, итти! У меня руки с мозолями, и у них тоже. Они за новое, и я за новое.

Он записал в своем дневнике в эту ночь:

«Буду работать, как и до сих пор — для народа».

В городе, в доме, куда пришел Иван Владимирович, сизый махорочный дым колыхался в коридорах. Вдоль стен лежали люди. Кто обнимал винтовку, кто чистил наган, кто спал, подсунув под голову походный вещевой мешок.

Отыскав дверь с надписью: «Президиум», старый ученый вошел.

Люди, сидевшие за столом, повернули к нему головы.

— По какому делу, товарищ? — спросил председатель, не сразу узнав посетителя, запорошенного снегом.

Иван Владимирович назвал себя. Председатель, поднявшись, велел подать стул и пригласил почетного гостя сесть.

— Чем можем быть вам полезны, товарищ Мичурин? — спросил он.

Ученый сказал:

— Меня власти до сих пор не любили, как и я их… Но вы — новая власть, вы совсем по-другому жизнь повернуть намерены. Поэтому прошу вас определить — представляет ли мой питомник ценность для народа… Если он такую ценность действительно представляет, то его надо сохранить. Считайте его собственность всенародной… Для народа я его создавал, — пусть народ им и владеет.

Он тут же вручил председателю Козловского исполкома список лучших своих сортов плодовых растений.

Правда, и этот список был бы предметом удивления, восхищения в стенах любой академии мира, но только одну цифру вставил в него Мичурин, красноречиво говорящую о затраченном им великом труде: «Яблоня новая, № 7000».

Решение исполкома было единодушным:

— Принять предложение Ивана Владимировича Мичурина и возложить на него руководство Козловским государственным плодовым питомником.

В жизни Мичурина началась новая эпоха.

XV. ПРИЗЫВ К МОЛОДЫМ

Советская власть всемерно оберегала и поддерживала Мичуринский питомник. Несмотря на трудности, стоявшие перед молодой советской республикой в первый год ее существования, в Козловском питомнике шла кропотливая деловая работа.

Специально созданная комиссия из ученых и агрономов всесторонне изучала богатства зеленой лаборатории Мичурина. Составлена была подробная опись всех выведенных им сортов.