Мичуринский проспект (СИ)

После недолгих, хоть и нудных уговоров, я позвонил Лилу. Разговор с ней не задался, она передала трубку какому-то парню и тот стал мне объяснять, что разговаривать девушка со мной не хочет, встречаться тоже и вообще, мне лучше ей больше незачем ей звонить. С его обстоятельными доводами я согласился. Не моя ведь идея была. А Ярика. И когда он понял, что я сдаю, то взял у меня трубку и сам вступил в переговорный процесс.

Голос Ярика постепенно становился громче, риторика становилась жестче. В конце я услышал кульминацию:

-- Чью ты маму ебал? Я тебе не добренький Дэнчик, сейчас подъеду к тебе и поговорим.

Никогда не видел Ярика дерущимся. Даже представить его себе не мог в потасовке. Хорошо, что Бунин с приятелями как обычно распивал на лавочке. Я быстро обзвонил всех своих собутыльников и знакомых наркоманов, мы поймали три машины и поехали на встречу.

У торгового центра нас ждали двое. Они сидели на бетонном подоконнике и курили. Мы подошли вчетвером, оставив поддержку еще из шести человек за углом. Я как раз допил пиво и вместо "привет" заорал "аллах акбар" и разбил бутылку об голову одного из них.

А дальше. Дальше началась заварушка, которую я не помню. Когда я пришел в себя передо мной сидел какой-то парень с разбитой головой, а его приятель размахивал пистолетом и ставил моих компаньонов к стенке.

-- На колени, -- орал он на Ивана, стоявшего лицом к стене, направляя на него ствол.

-- А хуй тебе, -- спокойно отвечал Иван.

23.

Жить с родителями в двадцать лет не нужно. Это противоестественно и некомфортно. В этом возрасте от них нужно как можно быстрее съезжать. Я не спал всю ночь, и ранним утром, в половине шестого, просто вышел из квартиры. Я старался двигаться как можно тише, чтобы не дай бог не потревожить их сон.

Такое решение не пришло ко мне спонтанно, скорее наоборот, замкнуло цепь событий произошедших со мной за несколько последних лет. Подчиняясь не собственным желаниям и потребностям, а чужой воле, я сломался. Терпение мое, подобно камню, который год за годом, капля за каплей, точила вода, лопнуло.

Когда я вышел на улицу, было еще темно. Я сразу разобрал телефон и выкинул симку и части аппарата в кусты. Мне не хотелось ни с кем говорить и тревожить и без того расшатанные нервы. Да и кто мне мог позвонить? Только взволнованный отец. Он бы угрожал мне, уговаривал, умолял, я бы сбрасывал, он бы звонил снова. Кому нужен этот фарс?

В прошлый раз, предчувствуя надвигающийся психоз, я уехал от родителей к бабушке. Я пытался им объяснить, что они просто достали меня и мне нужно от них отдохнуть хотя бы какое-то время. Но они не понимали. Не знаю, что там творилось в голове у отца, но он приехал к бабушке, чтобы забрать меня и не дал мне даже маленькой передышки.

На любое действие есть противодействие. Взять хотя бы принцип стрельбы автомата Калашникова: боек бьет по капсюлю, в гильзе взрывается порох, образуются пороховые газы, которые выталкивают пулю вперед, а газовый поршень назад, выбрасывая из крышки ствольной коробки гильзу. Поршень сжимает пружину, и та, дойдя до предела, возвращает его назад, спуская курок. И так по кругу, пока не кончится обойма. Рутинный, хоть и шумный процесс.

Страшно осознавать, что самые близкие для тебя люди твои самые страшные враги, а больше-то ты никому и не нужен.

На углу дома мне встретился знакомый. Он протянул мне руку и попытался завести беседу, но тщетно. Я смотрел мимо него, куда-то вдаль. Выяснив, что я не в себе, он двинулся дальше, по своим делам. Какие дела могут быть у студента в шесть утра?

Через пару минут я уже был на остановке. Город только начинал просыпаться и по широкому проспекту проносились одинокие машины, шумно, со включенными габаритными огнями. Рассвет только принялся.

Вскоре подоспел пустой автобус, и я сел у окна и смотрел на проплывающий мимо пейзаж. Разум мой растворился в бурлящем потоке информационного поля. Он не принадлежал уже больше мне. Подпитываемый множеством притоков чужих мыслей, он увяз в самой стремнине.

Я закрылся от внешнего мира наушниками и слушал истории о трудной жизни избалованных детишек, которые постоянно куда-то влипали. Монотонные речитативы под плотный как мед бит согревали обмотанное колючей проволокой сердце. Мое сердце. Ведь я ничем не отличался от ребят, про которых слагались эти сказки.

Кто они герои нашего времени? Герои ли? Сплошь бездельники и наркоманы. Дети. Ведь только дети могут быть по-настоящему жестоки.

Когда приехал к дяде Боре, вовсю светило скупое осеннее солнце. Зима наступала, и победа её была не за горами, свежий воздух пробирал до костей. Высокие железные ворота его дома оказались заперты. Попытавшись сдвинуть их руками несколько раз, я убедился в этом окончательно. "Странно, -- подумал я, -- дядя Боря не имеет обыкновения запираться, но, быть может, мне это приснилось. Может и не так все на самом деле".