Миддлмарч

- Папа ничего подобного не думает, - ответила Розамонда с невозмутимым спокойствием. - Он всегда говорил что хочет, чтобы я вышла за человека, которого полюблю. И я выйду за мистера Лидгейта. А ведь папа дал согласие почти два месяца назад. Полагаю, более подходящего дома, чем дом миссис Бретон, нам не найти.

- С отцом, душенька, ты уж сама поговори. Ты всегда умеешь настоять на своем. А если покупать дамаск, то у Сэдлера - у него выбор куда лучше, чем у Хопкинса. Только дом миссис Бреттон слишком уж велик. Я, конечно, была бы рада, чтобы ты жила в таком доме но ведь сколько мебели понадобится, и ковров, и всего не говоря уж о посуде и хрустале. А твой отец сказал, что денег не даст, ты ведь поняла? А мистер Лидгейт рассчитывает на них, ты не знаешь?

- Неужели, по-вашему, я стала бы его спрашивать, мама? Разумеется, он знает состояние своих дел.

- Но, может, он искал богатую невесту, душечка, и мы ведь все думали, что не один Фред получит наследство, а и ты тоже. До чего же все плохо вышло. Просто думать ни о чем приятном не хочется, когда бедного мальчика так обманули.

- Это не имеет никакого отношения к моей свадьбе мама. А Фреду довольно бездельничать. Я поднимусь наверх отдать этот муслин мисс Морган: она отлично обметывает швы. И, пожалуй, кое-что я поручу Мэри Гарт. Она шьет прекрасно, этого у нее не отнимешь. Мне хотелось бы, чтобы на всех батистовых оборках, был рубчик а для этого нужно много времени.

Миссис Винси не напрасно верила, что Розамонда сумеет поговорить со своим папенькой. Во всем, что не касалось его обедов или скачек, мистер Винси, несмотря на шумную настойчивость, был столь же мало самостоятелен как премьер-министр: подобно большинству полнокровных мужчин, любящих пожить в свое удовольствие, он подчинялся силе обстоятельств, а обстоятельство, называемое Розамондой, обладало той силой, благодаря которой прозрачная струящаяся субстанция, как нам известно, пробивает самые твердые скалы. Папенька же далеко не был скалой. Его твердость исчерпывалась определенной системой устремлений, то есть привычками, что сильно мешало ему принять против помолвки дочери единственно возможные решительные меры - иначе говоря, точно выяснить имущественное положение Лидгейта, предупредить, что сам он денег дать не может, и наложить запрет как на скорую свадьбу, так и на длительную помолвку. На словах все это выглядит просто, но неприятное решение, принятое в холодные часы рассвета, нередко оказывается столь же эфемерным, как утренний иней, и не выдерживает тепла, которое приносит с собой день. Мистер Винси даже не посмел прибегнуть к своим излюбленным обинякам: Лидгейт держался гордо и, конечно, не потерпел бы намеков в свой адрес, а об открытом объяснении и речи быть не могло. Мистер Винси отчасти был польщен, что он хочет жениться на Розамонде, отчасти его побаивался, отчасти избегал заводить разговор о деньгах с невыгодной для себя позиции, отчасти страшился потерпеть поражение в споре с человеком более образованным и благовоспитанным, чем он сам, и отчасти опасался пойти наперекор желанию дочки. Всем другим ролям мистер Винси предпочитал роль хлебосольного хозяина, которого никто ни в чем не может упрекнуть. В первую половину дня облечь принятое решение в официальную форму отказа мешали дела, а во вторую - обед, вино, вист и благодушное настроение. А час шел за часом, и каждый оставлял свой маленький след, так что мало-помалу складывалась самая веская причина для бездействия - сознание, что действовать уже поздно.

Новоявленный жених теперь почти все вечера проводил в доме на Лоуик-Гейт, и влюбленность, нисколько не зависевшая от денежных даров тестя или размеров будущего докторского дохода, продолжала расцветать на глазах у мистера Винси. Юная влюбленность - что за тончайшая паутинка! Даже точки ее опоры - то, на чем держится ее кружевная сеть, - почти незаметны. Чуть-чуть соприкоснутся кончики пальцев, встретятся взоры синих и темных очей, останется неоконченной фраза, слегка порозовеют щеки, еле заметно дрогнут губы. Материалом для этой паутины служат мечтания и неясная радость, тяготение одной жизни к другой, манящий призрак совершенства, безотчетное доверие. И Лидгейт принялся ткать эту паутину из своей души с поразительной быстротой вопреки трагическому опыту любви к Лауре - а также вопреки медицине и биологии, ибо не раз наблюдалось, что научные исследования - например, иссеченной мышцы или глаз, лежащих на блюде (подобно глазам святой Лючии), - гораздо более совместимы с поэтичной любовью, чем прозаичность будничных интересов. Что до Розамонды, то она, точно раскрывшаяся водяная лилия, упивалась новой полнотой своей жизни и тоже усердно ткала их общую паутину. Ткалась она в уголке гостиной у фортепьяно и, несмотря на всю воздушность, играла радужным блеском, который замечал вовсе не только мистер Фербратер. Весь Мидлмарч знал, что мисс Винси и мистер Лидгейт помолвлены, хотя официально ничего объявлено не было.