Мидии не родят жемчуг (рассказы)

Взлетели. Девушку поташнивало. Она сидела с закрытыми глазами вытянувшись, плотно прижав плечи к спинке кресла, запрокинув голову в хлопковых кудрях. Голые ноги, вынырнувшие из-под короткой, узкой белой юбки, прижались гладким коленками одна к другой и прислонились к обшивке салона. Веки чуть вздрагивали, губы приоткрылись. Внутреннее напряжение выдавали две продольно натянутые мышцы изящной длинной шеи. Оглядывая девушку, Сергей внимательно обследовал ее пальцы и с облегчением обнаружил, что "явно обручального" кольца нет - набор желтых колечек: одно с камешком, второе плетеное, крошечным венком, и третье - тончайший тисненый ободок вокруг белой кожи. Когда набрали высоту, девушке стало легче. Она открыла глаза.

С этого момента Сергей уже боялся долго задерживать взгляд на соседке. Поэтому изредка скользил по ее лицу и фигуре быстрым взором, начиная откуда-нибудь сбоку или сверху, на секунду задерживал глаза на девушке и затем, вытянув шею, озабоченно или с интересом вперивался в иллюминатор, за толстым стеклом которого, при желании, если бы оно действительно имело место, можно было увидеть только далекие, беспорядочные россыпи звезд. Таким образом Сергей запоминал изменившиеся за несколько минут позу и мимику, откидывался, закрывал глаза и осмысливал новый образ уже по памяти. Белая, белая... Профиль - камея на снежном мраморе. Ровный греческий нос, чуть выступающая вперед четко очерченная верхняя губа. Вообще, губы - яркий красный узор на белом...

Самолет совершил посадку в промежуточном аэропорту. Это было уже преддверием юга, стюардесса объявила температуру за бортом - плюс двадцать девять. Засушливый год. Теплая ночь. Пассажиры сняли с себя лишнюю одежду, остались в блузках, безрукавках.

Прежде чем встать и направится к выходу, Сергей спросил:

- Извините... Вам знаком этот город? Нет? И мне - нет...

Эти банальные слова были началом знакомства. Ее звали Ольга. Они вышли вместе.

Незнакомый ночной город едва уловимо давал о себе знать в этой пустынной, если не смотреть на пылающее граненым фонарем здание вокзала, окраине, где расположился типовой, средних размеров аэропорт. Город дышал далекими, еле уловимыми шумами. Он двигался исчезающей в зигзагах дальних поворотов вереницей парных светящихся точек под чередой высоких желтых фонарей, за которыми угадывались поля и перелески. Сергей вспомнил, что ранее, в студенчестве, когда часто приходилось летать, ночные аэропорты непременно внушали ему какую-то трудно передаваемую романтическую уверенность. Наверное, это чувство возникало из необычности состояния полета (неважно: ты только что сошел с неба или через минуты собираешься взлететь а может и то и другое) и территориальной отстраненности от города, который с высоты в это время суток кажется гигантским огненным фантастически мерцающим посевом. Ты - над; жизнь необычна; тревоги ничтожны; все еще впереди...

И сейчас, прогуливаясь с Ольгой по привокзальной площади, Сергей опять почувствовал себя у порога долгожданного счастья. Неизвестно, чем закончится это знакомство, а то, что оно должно как-то закончится, вытекало из логики предыдущего - минувшего дня, месяца, года, а может и жизни, в которой ему, как он полагал, далеко не всегда везло. Ведь не может эта хроническая полоса невезения продолжаться вечно. Кто ждет эту девушку в аэропорту назначения: друг, жених, муж? Сергей уже ревновал ее к тому неизвестному, если он действительно есть, которому, видимо, всегда везет больше, чем Сергею, и который вряд ли ценит те подарки, которые регулярно, полными пригоршнями дарит судьба, - он пресыщен, он воспринимает дары как законную дань... Почему одним все, а другим только кое-что и то изредка?

Да, Сергею везло редко. Чего уж там, правильнее сказать - не везло с самого детства. Вернее, со школы, где он начал осознавать себя мыслящим существом.

Школа... Наверное, все происходило сложнее, но сейчас, если не засорять воспоминания подробностями, можно было констатировать главное: у них был класс с раз и навсегда сложившимися, как будто заданными извне, традициями. Даже учителя удивлялись: проходил год за годом, а в отношениях между детьми практически ничего не менялось в качественном плане. Пацаны превращались в юношей, девчонки - в девушек, а иерархия отношений оставалась прежней. Как будто разбухала жесткая кристаллическая решетка неизвестного странного материала: увеличивались атомы, удлинялись линии связи, но прежними оставались пропорции и качества. Именно так вспоминалась Сергею классная жизнь: без ярких подробностей, где он - элемент решетки, не в силах и, впрочем, без желания что-либо менять. Только одно событие, как и положено, периодическое в поступательном мелькании лет, всплывало почему-то довольно ярко с обидными подробностями: двадцать третье февраля, "мужской" день.