Мидии не родят жемчуг

Его отбросило на дно окопа. Глаза засыпало пылью. В это время грянули несколько дружных винтовочных залпов. Леонтий понял, в чем дело. Ай да командир! Видимо, оценив верно ситуацию, — идя на подмогу, но уже явно не успевая, — лейтенант по ходу скомандовал залпы в воздух, чтобы хотя бы таким образом помочь Леонтию, — испугать немцев: много нас, идем на поддержку! В дополнение грянуло с реки мощное «ура!» Потом затарахтели мотоциклы и через минуту это тарахтенье сошло на нет. Еще через некоторое время над Леонтием склонился лейтенант…

…Это было не первое и не последнее ранение Леонтия, солдата-победителя, дошедшего до Берлина. В том бою он оказался боком к строке автоматной очереди, точно между двух немецких пуль, которые оставили на его теле две рваные канавы — на спине и на груди. Пуля, что прошла над сердцем, разрезала, как ножом, письма и фотографии — их половинки, как память о войне, а может быть о Божьей помощи, долго хранила семья.

ХОХЛЫ ПОЗОРНЫЕ

Пангоды — большой даже по современным меркам северный поселок. Основа жизни — газовое месторождение «Медвежье», которое в свое время осваивал весь Советский Союз. Впрочем, некоторые регионы в освоении лидировали, поэтому со временем сложились определенные пропорции преобладающих, в количественном смысле, национальностей в составе местного населения: русские, украинцы, татары (затем, во времена рыночного начала, прибавились азербайджанцы). Однако последние годы смутили прежнюю пропорциональную гармонию, отчетливую и понятную, прибавив в названный ассортимент разнообразнейшего народу со всех просторов некогда единой страны, «бессистемно» ринувшегося на российские севера в поисках лучшей доли. Самый действенный способ зреть этот «интернационал» — посетить переговорный пункт, где можно услышать всякую речь, экзотические названия городов и весей, а также, в минуты ностальгического минора, легко найти земляка и спросить, не знакомясь: «Вы давно оттуда? Ну, как там?..»

…Вечером — льготный тариф. Поэтому к полуночи в переговорном пункте, в дневное время пустынном, толкутся человек пятнадцать-двадцать. Сегодня то же самое. Делаю заказ. «Ждите». Жду. Рассматриваю все, что вокруг.

В широких окнах — привычное для северного марта: зима. Надоевший к весеннему месяцу пейзаж. В этом конкретном окне — лишь часть его: освещенная ртутными фонарями улица, белизна накатанного снега, черные остовы невысоких зданий, из которых выделяется угрюмая котельная, упирающаяся трубой в подчеркнутую искусственным светом вечную темень. Картину локальности и отдаленности от цивилизации поселкового мирка оживляют подъезжающие и паркующиеся возле переговорного пункта легковые машины.

Заходят несколько азербайджанцев, им некогда (бизнесмены), они не ждут «по льготному», пытаются дозвониться из таксофона. Раньше их смуглой братии здесь было мало, и они при этом разговаривали громко, не обращая внимания на окружающих, заполняя любое помещение гортанной речью. Сейчас их много, но ведут они себя гораздо тише, они стали как все.

В углу слышна скороговорка малоросской речи. Это вполголоса, несколько стесняясь того, что им нужно пообщаться на своем языке, — который здесь уже давно не в ходу, даже среди этнических украинцев, вырастивших на Севере вполне русских детей, — разговаривают граждане Украины, вахтовики, — самая бесправная часть населения нынешнего Севера.

«Скажите, а код Ташкента не изменился?» — это спрашивает у телефонистки молодой высокий блондин. Характерный выговор русских слов в «восточном» оформлении, несколько похожий на классический жаргон «новых русских», выдает в нем уроженца солнечного Узбекистана с далеко не тюркской фамилией: например, Иванов или Коваленко.

По таксофону, аппарат которого висит не в кабинке, а прямо в зале, звонит на родину молодой татарин, поздравляет девушку, нежно называет татарское имя, сложное для запоминания, но, в том числе и по этой причине, необычайно певучее. Отвернувшись от всех, насколько возможно, он глушит голос и, втягивая голову в плечи, бережно прикрывает телом то далекое и одновременно близкое для него имя, которое произносит.

Обрывки объявлений из скрипучего динамика: Омск… Молдова…Чувашия… Москва.

По ногам веет холодом: люди заходят и выходят. Из проема двери, вместе с клубами морозного пара, с удовольствием отряхиваясь, в зал ожидания вплывает огромная рыжая псина. За ней неверной походкой появляется невысокий мужичишка, критически оглядывает зал и со словами «Майкл, ко мне!..» вонзается задом в свободное кресло. К окошку проходят две дамы, очень похожие одна на другую. По обрывкам фраз становится понятно, что одна из них является женой пьяного мужичка, другая, несложно вычислить, — сестрой жены.

— Хохлы позорные, — вздыхая, говорит пьяный мужичок, ни к кому не обращаясь, видимо завершая монолог, начатый еще на улице, а может быть и того раньше. — Проиграли…

— Не знаю, кто там у вас что проиграл, но собаку вы, пожалуйста, уберите.