причине те, кто искал покровителя, не хотели привязывать себя к человеку, который, возможно, станет временной фигурой и исчезнет, как только король повзрослеет и выразит собственное мнение. В это время министру было трудно обзаводиться клиентами. Таким образом, Мазарини, служивший малолетнему государю, имел вдвойне ограниченные возможности. К тому же он был итальянским кардиналом сомнительного происхождения, плохо говорил по–французски и был способен, очевидно, лишь на низкую интригу. Французская ксенофобия расцвела пышным цветом. Князя церкви обвиняли,
Если бы фрондеры просто стремились расстроить «абсолютистские» планы короны и следовали программе, сконструированной для них впоследствии историками, гражданская война, вероятно, не вспыхнула бы. Однако Мазарини был, естественно, встревожен тем, что недавно произошло с монархом и главным министром в Англии. Он усмотрел в нараставшем недовольстве проявления республиканского духа и в 1650 году арестовал принцев–подстрекателей. Агрессия правительства вызвала противодействие парламента и принцев, начавшееся с требований отменить посты интендантов и объявить недействительными правительственные налоговые указы. В последующих заявлениях оппозиционеры потребовали пре-. доставить им право принимать самостоятельные решения по всем вопросам, предлагать кандидатуры и смещать министров и государственных советников, а также совместно с грандами издавать декреты, касающиеся государственных дел.1 Фрондеры не стали покушаться только на право короля объявлять войну и подписывать мирные договоры: в остальном более вызывающее наступление на королевские прерогативы едва ли можно было предвидеть. Проявленная Мазарини проницательность в отношении республиканских настроений (которые следует понимать как желание фрондеров подчинить действия короля некоему комитету) должна вызывать у историков гораздо больше симпатии, чем они обычно выказывают кардиналу.
Конти, губернатор Шампани, и Лонгвиль, губернатор Нормандии, подняли бунт, чтобы подкрепить свои претензии на главенство в королевских советах и на независимость своих провинций. Конде же намеревался стать
MousnierR. 1984. Р. 622.
главным министром королевства.1 Он даже изменил свою военную карьеру и воевал в испанской армии против Франции. Все это доказывало — если Людовику X I V еще нужны были доказательства, — что смертельная угроза французским монархам рождалась при королевском дворе, в среде высших чиновников, придворных и родственников. Несколько раз дядя, его наследники и командиры выступали против Людовика: в 1651 году ворота Парижа были открыты мятежникам, а пушки Бастилии переданы в их распоряжение кузиной короля. В целом историки недооценивали эту угрозу, зная заранее, что мятежи земельной знати обречены на поражение. В 1648 году это не было очевидным.