Миф «Ледокола»: Накануне войны

Недоверие в отношении намерений англичан усиливалось в прямой зависимости от ухудшения их военного положения. Зимой, когда военные действия приостановились, русские ожидали, что Гитлер укрепит экономическое положение Германии, проведя ряд тщательно продуманных военных операций на Ближнем Востоке. С открытием «военного сезона» он, как ожидалось, сосредоточит решающие усилия против Англии. Однако дела на англогерманском фронте оказались в тупике. Сталину стало известно решение Гитлера отказаться от вторжения в Англию. С другой стороны, после поражения, понесенного Англией на Крите, казалась невероятной мысль о том, что Англия когда-либо сможет оправиться и диктовать свою волю на поле боя. Поэтому, рассуждая теоретически, сепаратный мир не мог исключаться⁷⁵.

Таким образом, перед советской дипломатией и разведкой встала задача исключительной важности: как можно раньше заметить любые признаки, указывающие на сепаратный мир. Ошибкой является недооценка роли Майского в этом контексте. Майский, между прочим, это один из очень немногих бывших меньшевиков, занимавших высокие посты в Советском Союзе, и переживший репрессии. Очень немногих дипломатов столь же высоко ценили в Лондоне, как его. Возможно, что жизнь ему спасла та популярность, которой он пользовался в предвоенные годы, когда проводилась политика коллективной безопасности, и он это ясно осознавал. Его меньшевистское прошлое заставляло его быть весьма осторожным, и он из кожи вон лез, чтобы выказать свою верность Сталину. Наградой ему было избрание в состав Центрального Комитета ВКП(б) в феврале 1941 г. По словам Молотова, это назначение отражало понимание того, что «Майский хорошо работает как полпред в трудных условиях и надо показать, что партия ценит дипломатов, которые выполняют волю партии»⁷⁶. Исключительно глубокое знание Майским политической жизни Англии имело принципиально важное значение для оценки Кремлем британской политики накануне войны.

Сообщения, шедшие от Майского в месяцы непосредственно перед германским вторжением, постоянно укрепляли в Москве подозрение о том, что Англия переживает агонию и надеется на приближающуюся войну на Востоке. Майский уловил ощущение безысходности в момент, когда югославская кампания подошла к катастрофической развязке. Тогда югославский посол в Лондоне Суботич пожаловался ему, что он не может добиться приема ни у Черчилля, ни у Идена. По его мнению, «английское правительство не хотело или не могло оказать Югославии эффективную помощь»⁷⁷.

И когда Балканы охватил пожар войны, Майский стал проявлять чрезвычайную осторожность, особенно в каких-либо комментариях. Его постоянной излюбленной формулой стало: «поживем — увидим». Тщательное изучение круга людей, с которыми он встречался, и записей в его дневнике дает ясное представление о взглядах, которых придерживались в Кремле. Нападение Германии на Югославию, признавался он, противопоставило Германию и Россию. И поэтому: «приложим все усилия, чтобы этого не случилось»⁷⁸. Как видно из записей в дневнике Майского, некоторые собеседники Майского — например, Ванситтарт, бывший постоянный заместитель министра иностранных дел, прилагали отчаянные усилия, чтобы объяснить ему что Советский Союз вполне может оказаться следующей жертвой. Майский же был склонен видеть в таких заявлениях одержимость англичан, которым мерещились «немцы везде, даже под кроватью». Он исправно докладывал в Москву о том, сколь твердо он отвергает эти предположения, в которых он распознавал откровенные попытки втянуть Россию в войну⁷⁹.

Хотя Майский, несомненно, относился скептически к возможности того, что Черчилль может запросить мира, он был убежден в том, что распространение слухов было хорошо организовано. Он был уверен, что в «сложившейся обстановке замечания премьера звучат очень неудачно и даже бестактно. Они имеют в Москве эффект, как раз обратный тому, на который он рассчитывает». Из беседы с близким к Черчиллю Бренданом Брекеном, советам которого тот очень доверял, у Майского сложилось весьма четкое представление, что «по вопросу о советско-английских отношениях Брекен, разумеется, пытался пугать меня Германией. Я не испугался и, наоборот, откровенно заявил, что считаю неудачными и нетактичными последние публичные выступления премьера по этому поводу». Подозрения Майского еще больше усилил факт, сообщенный ему Бренданом Брекеном. Оказалось, что у Черчилля фактически не имелось какой-либо конкретной информации о намерениях немцев. Очевидно, делал вывод Майский, «что вся кампания британского правительства и английской печати о предстоящем нападении Германии на СССР не имеет под собой никакой серьезной базы, и что она является продуктом: Der Wunsch ist der Vater des Gedankens(Желание — отец мысли (нем.) — Прим. пер.)»⁸⁰.