Миф «Ледокола»: Накануне войны

Не успела «кампания слухов» начаться, как Криппс, которого не известили о незначительности информации, полученной от Гесса на допросах, также проявил горячее желание использовать дело Гесса. Будучи блестящим аналитиком и наблюдателем, он не умел выбирать правильную линию поведения, его действия часто были суетливыми и импульсивными. В телеграмме Идену он писал: «Я сохраняю достаточно надежд на то, что Советское правительство не пойдет на такие уступки, которые кардинально повлияют на его подготовленность или приготовления к войне, так как я уверен, что у них нет иллюзий относительно основных намерений Германии в том, что касается их; я уверен, что они преисполнены решимости сопротивляться в тех случаях, когда, по их собственной оценке, они должны сопротивляться или погибнуть». Криппс был убежден, что «из-за очевидного нежелания Советского правительства вести в настоящее время войну с Германией «оно должно испытывать очень большой соблазн» вести дело чересчур тонко». Криппс поэтому считал, что действия Советского правительства в таких случаях будут зависеть от его анализа соотношения сил Англии и Германии. Он выразил надежду на использование полученной от Гесса информации для того, чтобы «оказывать воздействие на решения Советского правительства в критический момент и, что особенно важно, убеждать их не сосредоточивать внимание на внешних факторах, упомянутых выше, другими словами, внушить им, что сейчас у них есть опора, а вот позже ее может и не оказаться»¹⁸.

Хотя Криппсу были даны указания не предпринимать каких-либо действий по своей инициативе, его в полной мере проинформировали о кампании дезинформации, которая, на первый взгляд, казалось соответствовала его рекомендациям:

«Через негласные каналы мы сообщаем, что полет Гесса является показателем растущих расхождений из-за проводимой Гитлером политики сотрудничества с Советским Союзом, и что в случае продолжения этой политики Гитлер будет настаивать на краткосрочных соглашениях, зная, что он будет вынужден отказаться от этого курса и нарушить любые обещания Советскому Союзу, которые он может быть уже дал. Так что в конечном итоге положение Советского Союза окажется хуже, чем было вначале. Окажется, что они потеряли потенциальных друзей, пошли на уступки и в своем ослабленном состоянии остались один на один с Гитлером».

Однако, как и русские, Криппс так и не поверил, что Гесс прибыл в Англию с пустыми руками. Сформулированные им предложения основывались на неверной посылке, что предупреждение будет искренним¹⁹.

Весь май трения между Даффом Купером и Иденом не прекращались. Иден находился под постоянным давлением Майского, требовавшего борьбы со слухами; он был преисполнен решимости прекратить полуофициальную утечку информации из Форин оффис. 5 июня Иден дал официальное указание хранить молчание в связи с делом Гесса; в то же время Форин оффис сохранил свое право вести тайную пропагандистскую кампанию и «выдумывать и распространять большевистские и другие версии». Угрюмое замечание Кадогана, что «слухи могут быть более безответственными и, если они даже не приносят неудобств, могут оказываться противоречивыми и сбивающими с толку», осталось незамеченным. А попытки Идена сохранять жесткий контроль оказались безуспешными. Вплоть до немецкого вторжения как военная разведка, так и министерство информации усердно пытались изменить решение Идена, которого они все равно не придерживались. Военная разведка считала, что, если главной целью было «заставить немцев теряться в догадках», то «молчание бесполезно и что-нибудь должно появляться». Точно так же Дафф Купер продолжал засыпать Черчилля требованиями выступить с публичным заявлением²¹.

Гесс глазами русских

Характерной и постоянной чертой советской внешней политики в период между войнами была патологическая подозрительность, начало которой было положено интервенцией союзников во время гражданской войны в России. Русские опасались, что Германия и Англия могут объединиться и пойти крестовым походом на Россию. Зимой 1939–1940 гг. в ходе «странной войны» перспектива того, что будет заключен сепаратный мир и германская военная машина направится на Восток, побудила русских начать собственные посреднические усилия для окончания войны. К концу апреля 1941 г. в свете ужасающего военного положения вероятность мира на Западе внезапно стала казаться правдоподобной.