Миф «Ледокола»: Накануне войны

Наиболее важным делом для Идена было предотвратить достижение германо-советской договоренности, не вызвав при этом в Москве подозрений, что он попытается втянуть Россию в войну. В связи с этим Иден был преисполнен решимости доказать Майскому, что Англия располагала «силой и решимостью сохранить [свое] положение и интересы на Ближнем Востоке». Ясно поэтому, что внезапно возникшее упоминание Ближнего Востока не вызвало каких-либо эмоций у русских, поскольку они никаких переговоров с немцами и не вели. Мысль о том, чтобы угрожать русским бомбардировкой Баку, что могло бы еще больше запугать русских, была оставлена — но только из-за соображений, связанных с нарушением воздушного пространства Турции и Ирана⁷. Кабинет был также встревожен возможностью того, что Сталин может уступить немецкому нажиму и поставить под угрозу английские интересы, разрешив вермахту «…свободный проход его войск севернее Черного моря и через Кавказ в Ирак или Иран. Таким маневром наши позиции на Ближнем Востоке обходятся с фланга, и если осуществление этого маневра начнется в ближайшем будущем, то мы не сможем принять эффективных мер для противодействия ему»⁸. Бестолковая периферийная стратегия Черчилля на Ближнем и Среднем Востоке, как показали дальнейшие события, имела отрицательные последствия на отношения Англии не только с Россией, но и с таким стойким союзником, как США.

Теперь обе стороны подозревали друг друга, что вело их к неверным оценкам обстановки. Встреча Майского с Иденом 2 июня показала, что из всего комплекса вопросов о положении на Ближнем Востоке его интересовало только одно — понять, намерена ли Англия отступить перед немцами, как это уже произошло в Греции и на Крите. Он проявил куда больший интерес к сделанному Иденом признанию о наличии разногласий в кабинете. Очевидно, теперь Черчилль настаивал, что сосредоточение немецкой армии для наступления на советских границах — не слухи, тому имеются конкретные доказательства. Иден, однако, признал, что, в то время как Черчилль «считает, что это прелюдия к атаке против СССР, сам Иден в этом не так уверен и склонен думать, что данная концентрация является одним из шахматных ходов Гитлера в «войне нервов» по отношению к СССР и Турции». У Майского по-прежнему сохранялось впечатление, что шаги по улучшению отношений между Англией и Россией были еще одной попыткой втянуть Россию в войну. Точно выполняя свои инструкции, он вновь, как делал это много раз и раньше, стал опровергать слухи, напомнив Идену, что Красная Армия хорошо вооружена и «ей не придется воевать дубинами, как в прошлом». Иден отметил, что «хотя г-н Майский сделал это заявление очень эмоционально, у меня появилось ощущение, пока он говорил, что он пытается убедить самого себя в истинности своих слов»⁹.

В связи с угрозой, которую гипотетическое германосоветское соглашение создавало для английских интересов на Ближнем Востоке, Криппс был в этот момент внезапно отозван домой для консультаций. Этот его вызов не имел целью, как стали предполагать позже, заложить основы англо-советского союза в связи с приближавшейся войной. Его вызвали для разработки мер, которые могли бы помешать русским пойти на уступки Германии¹⁰. Способ, которым было осуществлено решение отозвать Криппса в Лондон, поистине представляет собой некую загадку. Когда в середине апреля Иден вернулся с Ближнего Востока, в Северном департаменте Форин оффис чуть не возник бунт из-за того, что Криппс «время от времени проявлял нежелание выполнять направлявшиеся ему указания, к чему добавлялась еще его склонность к независимым шагам, о которых он ничего не сообщал в Лондон». Было выдвинуто требование безотлагательно вернуть Криппса домой, причем не только для консультаций, но и, в основном, для «инструктажа». Иден, однако, отверг такой курс действий, на него возможно повлияло то соображение, что Криппс, оказавшись в Лондоне, может «заболеть политикой и не захочет возвращаться». Кадоган также высказал слабую озабоченность относительно того, как русские могли бы истолковать отзыв Криппса. Поэтому было решено, что Криппс «не должен покидать свой пост при компрометирующих обстоятельствах и поэтому было бы трудно организовать быстрый вывоз его свинарника»¹¹.

Решение задержать объявление об отзыве Криппса было вызвано соображениями личной безопасности во время его полета в Англию. Однако, когда сообщение об этом попало в печать, реакция Советского Союза не была принята в расчет. Сообщение было передано 6 июня всеми агентствами новостей и «произвело значительную сенсацию в Лондоне и среди журналистов всех стран; спекуляции о причинах его поездки приняли чрезвычайно активный характер». Спекуляции в общем строились на предположениях о «внезапном ухудшении англо-русских отношений». В конце концов убеждение, что русские активно вовлечены в интенсивные переговоры с немцами, было широко распространенным. Чиновникам Уайтхолла никогда не приходило в голову, что русские и сами могут подозревать, что переговоры такого же рода могут происходить в Лондоне¹².