Миф «Ледокола»: Накануне войны

На следующий день, т. е. все еще до выхода коммюнике, Майский высказал Идену свою озабоченность относительно «характера сообщений», которые его правительство вряд ли воспримет как представляющие независимые точки зрения²⁹. Очевидно, в этом предположении содержалась доля правды. Форин оффис — что было неизвестно Криппсу и, может быть, Идену — устроил брифинг для прессы³⁰. О мотивах этого шага можно только догадываться, но Кадоган, по крайней мере, как он пооткровенничал в своем дневнике, питал надежду, что русские не подпишут соглашение на тех переговорах, которые они, как думали англичане, вели с немцами, «поскольку я весьма желал бы, чтобы немцы там бы растратили свою мощь»³¹.

Слухи, действительно, могли навести на подозрения в том, что Англия ставила себе целью поощрять немцев двинуться на восток. Эти слухи, в основном, отражали мнение английской разведки, что блицкриг в России «явится легкой кампанией». Разведка считала, что захват Москвы и окружение советских войск произойдет в течение «трех-шести недель».

Несмотря на свои объявленные цели, коммюнике было предназначено в первую очередь для немцев. В печать оно было отдано 14 июня, а немецкому послу в Москве, Шуленбургу, вручено на день раньше. Его целью было вызвать реакцию Германии на признание Советского Союза, что ему известно о сосредоточении немецких войск. Надежды на это могли быть вызваны запиской, направленной Сталину народным комиссаром Военно-Морского Флота адмиралом Н.Г.Кузнецовым и содержащей информацию советского военно-морского атташе в Берлине о немецких планах вторжения. Кузнецов, однако, полагал, что сведения являлись «ложными и специально направлены по этому руслу, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР»³³.

«Мобилизация — это война!»

Поток разведывательных данных не прекращался, и нарастала напряженность в Москве. В последние десять дней, остававшихся до начала войны, окончательные приготовления немцев скрыть уже было невозможно. В Москве НКВД подготовил весьма убедительно составленную докладную записку с перечнем случаев вопиющего нарушения воздушного пространства России немецкими самолетами за период с октября 1940 г. Было отмечено 185 разведывательных полетов, из них на май — середину июня приходилась половина — 91 полет. Более того, полеты совершались на глубину до 100 км и над теми районами, где были сосредоточены основные силы Красной Армии. Подтверждением немецких приготовлений служил тот факт, что из 2080 человек, нелегально перешедших границу, почти десять процентов оказались агентами разведки. Такие же жалобы в связи с разведывательными полетами приходили Жукову с Северного флота³⁴.

Информация о постоянных и массовых перебросках войск в Польшу дополнялась сообщениями о том, что мобилизация также началась на Балканах и что гражданское население предупреждают о возможных длительных полетах авиации³⁵. Разведывательное управление по-прежнему представляло свои, внушавшие тревогу, хотя и беспристрастные доклады о наращивании немецких войск. Двойственности больше не было; в Кремле полностью осознавали угрозу немецкого нападения³⁶. Колоссальная переброска по железной дороге двух моторизованных дивизий и резервистов с севера вызвала огромную тревогу.

Источник, занимавший высокое положение в немецком Министерстве авиации в Берлине раскрыл, что наконец принято окончательное решение о вторжении в Россию. Сотрудники Геринга получили приказ о переводе своего штаба из Франции в район Познани³⁸.

За день до нападения Германии 1-е (разведывательное) управление НКГБ СССР составило сводку сообщений двух ценных агентов, работающих в Берлине — «Корсиканца» и «Старшины», за период с сентября 1940 г. по 16 июня 1941 г. Эта сводка показывала постоянство планирования и проведения в жизнь мероприятий по подготовке к войне. Несомненно, доносил «Старшина» 16 июня, что «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время». Из Швейцарии Шандор Радо, сотрудник советской разведки, стоявший во главе группы «Люци» сообщил в Москву: «Широкомасштабное наступление против Советского Союза начнется на заре в воскресенье 22-го июня»⁴⁰. Также возрос поток сообщений от Зорге. Курьер из Берлина проинформировал немецкого военного атташе в Токио: «он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня»⁴¹.