Миф «Ледокола»: Накануне войны

Рассматривая содержащиеся в книге «День-М» обвинения Суворова о том, что советская мобилизация спровоцировала немецкую мобилизацию и нападение на Россию весной 1941 года, не следует забывать, что вермахт планировал вторжение в Россию еще в начале лета 1940 года, что было откровенным актом агрессии⁶⁶. Немецкие военные постоянно отрицали возможность контрнаступления русских. Генерал-майор Эрих Маркс, которому была поручена разработка первой версии плана, ворчал даже, что Красная Армия не в состоянии «проявить любезность и напасть» на немцев⁶⁷. Легко понять, что аргументы Суворова основаны на апологетике Гитлера, а не на советских архивах, с которыми ему было бы полезно ознакомиться. Изображение войны в качестве превентивной меры было впервые сделано Гитлером в день начала наступления⁶⁸.Он повторил эту мысль в октябре 1941 года, обратившись с призывом посылать зимнюю одежду солдатам на русский фронт, и разъяснил, что в мае «обстановка была столь угрожающей, что не было сомнений в стремлении России обрушиться на нас при первой же возможности»⁶⁹. Этот аргумент, разумеется, произвел большое впечатление на его ближайшее окружение, не знакомое с военными планами. К примеру, Рудольф Гесс писал матери из плена осенью 1941 года: «Немногие избранные должны решать будущий ход событий на века вперед иногда с помощью единственного акта. Я имею в виду фюрера, решившего упредить нападение большевиков: настоящее значение этого решения будет признано лишь в более поздние века»⁷⁰. Пытаясь скрыть трудности, возникшие в ходе осуществления «блицкрига» в России, Гитлер повторил в мае 1942 года, что «если бы он слушался плохо осведомленных генералов и ждал, а русские в соответствии с их планами украдкой напали бы на нас, мы вряд ли смогли остановить их танки на отличных автострадах Центральной Европы»⁷¹.

Представление о войне как о превентивной было, естественно, возрождено немецкими генералами на Нюрнбергском процессе и в их мемуарах начала 50-х годов. В благоприятной обстановке «холодной войны» они попытались оправдать энтузиазм, проявленный при подготовке плана «Барбаросса», утверждая, что поддержали решение Гитлера начать превентивную войну с целью сдерживания советской экспансии⁷². Однако архивные материалы свидетельствуют о том, что немецкая разведка таких сведений вообще не поставляла. Даже Паулюс, который был бы рад представить такие данные в Нюрнберге, неохотно признал, что «в наше поле зрения не попали какие-либо факты, свидетельствовавшие о подготовке Советского Союза к нападению». Такой же вывод сделан в мемуарах Гудериана. Фельдмаршал Манштейн отмечает, что расположение советских войск не говорило о намерении нанести удар⁷³. Еще в сентябре 1940 года, когда разрабатывались планы нападения, генерал-лейтенант Кёстринг сообщил Гальдеру, что Красная Армия после чисток полностью разрушена, и ей понадобится не менее трех лет, чтобы достичь имевшего ранее уровня⁷⁴. Изучая схемы развертывания советских войск, немцы не обманывались относительно мобилизации. Они исключили возможность превентивного удара, признавая явное намерение русских создать «пункты концентрации для обороны», откуда они в лучшем случае могли бы предпринять изолированное и ограниченное контрнаступление⁷⁵. Эта оценка была преднамеренно искажена пропагандистской машиной вермахта, чтобы «создать впечатление, что… русские концентрируют силы и «готовы к атаке», а немецкое наступление — вынужденная в военном отношении мера»⁷⁶.

Идея превентивной войны как важного элемента военной доктрины глубоко укоренилась не в советской, а в немецкой военной традиции. Фридрих Великий поднимал эту проблему в своем произведении «Антимакиавелли»⁷⁷. Мольтке Старший разрабатывал идею превентивной войны в 1886 году, когда выступал за молниеносные действия, чтобы опередить русских в Польше. Граф Шлиффен фактически полагался на своих предшественников для узаконивания и оправдания превентивной войны, утверждая, что «мы находимся в таком же положении, как и Фридрих Великий перед Семилетней войной. Из всей Западной Европы выведены войска, Россия на годы утратила способность к действию. Мы могли бы сейчас рассчитаться с нашим злейшим и опаснейшим противником — с Францией, и мы имели бы на это полное право». Когда до германского генерального штаба дошло, что война на два фронта неизбежна, они признали, что лишь прибегая к таким действиям, могут быстро уничтожить одного из противников, устраняя тем самым угрозу одного из фронтов. Традиция сыграла важную роль при разработке операции «Барбаросса». С другой стороны, «превентивная война» — совершенно чуждая идея в советском военном арсенале. «Упреждающий удар» — совершенно иное понятие — был одной из форм маневра, присущей теории «глубокого боя» и полностью лишенной агрессивных намерений⁷⁸.