Миф «Ледокола»: Накануне войны

Шуленбурга, уезжавшего из Берлина в спешке, не успели проинформировать о последствиях его встречи с Гитлером⁵⁸. Его инициатива быстро набирала темп. 7 мая он начал прощупывать почву, направив личную телеграмму Вайцзеккеру. Желая придать своим тайным зондажам полуофициальный статус, он намекнул на возможность передать Сталину поздравления германского правительства. Более того, решив сыграть на озабоченности Гитлера состоянием отношений с вишистской Францией⁵⁹ он даже оказал нажим, передав суть своих разговоров с Бержери, новым и поэтому надежным французским послом. Бержери выступал за Континентальный блок, «в который должен быть включен великий Советский Союз с его изобилием сырья». Проявив недюжинное коварство, Шуленбург прибегнул также к угрозе. Находясь в Берлине, он узнал о существовании мнения, что кампания в России будет молниеносной и приведет к мгновенному взятию Москвы и свержению коммунистического режима. Тем не менее от Вайцзеккера он узнал о том, что есть и другое мнение. В армии считали, что, хотя захватить Москву будет относительно легко, любые действия в направлении Урала столкнутся с серьезными трудностями⁶⁰. Поэтому он приписал— в постскриптуме, как бы между прочим, — что в Москве не проводятся никакие учебные воздушные тревоги, и это подтверждает что «Советское правительство уже! некоторое время тому назад закончило работу по строительству «где-то» запасной столицы на время войны, оснащенной всем необходимым (средства связи и т. п.), в которую правительство сможет очень быстро перебраться. В любом случае оно не останется в Москве». Это был явный намек на катастрофу, постигшую Наполеона, столкнувшегося с тактикой выжженной земли, которую Александр I применил в 1812 г. И, наконец, пытаясь узнать у Берлина окольным путем, продолжаются ли безостановочные приготовления к войне, Шуленбург написал о принятии необходимых мер, чтобы в случае начала военных действий обеспечить безопасность сотрудников посольства⁶¹.

12 мая в резиденции Шуленбурга состоялась его третья за неделю встреча с Деканозовым. На этот раз с самого начала инициативу захватил Деканозов. Он подтвердил согласие Сталина и Молотова послать Гитлеру личное письмо. Нетерпение Сталина доказывается его предложением, что ввиду отъезда Деканозова в Берлин в тот же день, Шуленбургу и Молотову следует, не тратя времени даром, совместно договориться о содержании и тексте письма⁶².

Однако события этого дня начались еще до приезда Деканозова к Шуленбургу. Буквально за час до начала своей беседы с Деканозовым германский посол получил с курьером, прибывшим из Берлина, два неожиданных для него сообщения⁶³. Они и положили конец его усилиям. Короткое письмо от Вайцзеккера совершенно ясно указывало, куда дует ветер. Из всех предложений Шуленбурга к действию было принято только одно: обеспечить безопасную эвакуацию сотрудников посольства в случае начала войны; «в надлежащее время», было сказано ему, эту часть его рекомендаций «задействуют». Затем посла информировали, в выражениях кратких, но предельно выразительных, что остальные его предложения Риббентропу не докладывались, «потому что это было бы достаточно неблагодарным предприятием». Из второго письма от директора политического департамента министерства Эрнста Вурманна стало ясно, что за Шуленбургом после его столкновения с Гитлером установлено тщательное наблюдение. Ему делался выговор за то, что он раскрыл в Москве характер своих переговоров в Берлине и за то, что он совершенно открыто впал в уныние, поскольку «упаковал (свои) личные вещи в сундуки»⁶⁴.

Все еще потрясенный этими письмами, Шуленбург «довольно бесстрастно», по словам Деканозова, охладил его энтузиазм. Посол признался, писал Деканозов, что «он, собственно, разговаривал со мной в частном порядке и сделал свои предложения, не имея на то никаких полномочий». Он начал эти переговоры со своим коллегой — послом с целью улучшить отношения между двумя странами. Он не был уполномочен вести переговоры с Молотовым и теперь «сомневается даже, получит ли он такое поручение». Хотя он заверил Деканозова, что запросит о полномочиях, он был «не уверен, что их получит».

Вся атмосфера беседы являла собой странную смесь делавшихся намеков на вероятность войны со столь же убедительными попытками Шуленбурга действовать по инерции и продолжать дезинформацию. В конечном итоге все это только усиливало существовавшую в Кремле неясность относительно Германии. В ходе завтрака Шуленбург и Хильгер рассказывали много циничных и шутливых историй, из чего у Деканозова сложилось впечатление, что это были намеки «на уход Шуленбурга из политической деятельности». Но в ходе беседы Шуленбург был преисполнен желания спасти свою инициативу, выдвинув ряд альтернативных ходов: