Миф ли Евангелие? (ЛП)

Традиционный английский перевод «камень преткновения» (stumbling block) значительно превосходит робкие современные переводы, поскольку греческое слово «скандалон» обозначает некое неминуемое препятствие, которое почему-то становится более притягательным (и одновременно отталкивающим) всякий раз, когда мы натыкаемся на него. Когда Иисус в первый раз предсказывает свою насильственную смерть (Матфей, 16:21 – 23), его заявление ужасает апостола Петра, который пытается внушить учителю мирское, честолюбивое желание («будь милостив к Себе, Господи!»): вместо того чтобы подражать Иисусу, Петр хочет, чтобы Иисус подражал ему. Если каждый из двух друзей подражает желанию другого, они оба начинают желать один и тот же предмет. А если они не могут разделить этот предмет, то начинают соперничать за него, становясь друг для друга одновременно моделью и препятствием. Конкурирующие желания взаимно усиливают друг друга, что ведет к эскалации миметического соперничества; восхищение сменяется негодованием, завистью, ревностью, ненавистью и, в конечном итоге, насилием и местью. Начни Иисус подражать желанию Петра, они оба стали бы соперничать за лидерство в политизированном «движении сторонников Иисуса». Чувствуя такую опасность, Иисус резко обрывает Петра: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн [скандалон]!»

Чем больше наши модели препятствуют нашим желаниям, тем более привлекательными они становятся в качестве моделей. Соблазн (скандал) может иметь сексуальный характер, но с таким же успехом он может касаться честолюбивых устремлений. Его следует определять не в терминах его объектов, а в терминах модели/препятствия, вызывающего его эскалацию: миметическое соперничество является движущей силой человеческого конфликта, ведущего к физическому насилию и страданию. Упустив из виду проблему миметического соперничества, мы можем ошибочно принять предписания Иисуса за некую социальную утопию. Но истина состоит в том, что скандалы представляют собой опасность, которой нужно избегать любыми средствами. И в первую очередь нам следует уступать оспариваемый предмет нашим соперникам в борьбе за него и соглашаться с их самыми оскорбительными требованиями: мы должны «обратить другую щеку» своему обидчику.

Выбирая в качестве модели для подражания Иисуса, мы одновременно выбираем его собственную модель – Бога Отца. Не присваивая себе никаких желаний, Иисус провозглашает возможность освободиться от соблазна. Но если мы выбираем собственнические модели, мы обрекаем себя на бесконечные соблазны, ибо нашей подлинной моделью становится Сатана. Искуситель, предлагающий нам желания, более всего способные породить соперничество, Сатана мешает нам завладеть предметом, желать который он нас одновременно побуждает. Он превращается в «дьяволов» (еще одно слово, обозначающее модель/препятствие миметического соперничества). Сатана – это персонифицированный скандалон, что ясно формулирует Иисус в своем упреке Петру.

Поскольку большая часть человечества не следует примеру Иисуса, соблазны (scandals) оказываются неизбежными, и их распространение ставит под угрозу выживание человеческого рода – ведь никакое общество не в силах противостоять чудовищной силе растущего миметического желания. И все же, хотя многие общества гибнут, на их месте удается возникнуть новым, а ряд уже существующих обществ находит пути для выживания или регенерации. Должна быть какая-то противодействующая сила – путь недостаточно мощная, чтобы остановить соблазны раз и навсегда, но способная, тем не менее, смягчить их воздействие и удержать под контролем.

Такой силой является, я полагаю, мифологический козел отпущения – жертва, которую описывают мифы. По мере того как скандалы растут и ширятся, люди оказываются настолько одержимы своими соперниками, что теряют из виду предмет борьбы и концентрируют все свое внимание и весь свой гнев друг на друге. И поскольку заимствование объекта чужого желания уступает место заимствованию ненависти конкурента в борьбе за этот объект, мимесис обладания уступает место мимесису антагонизма. Все большее количество людей ополчаются против все меньшего количества врагов, пока наконец это количество не сводится к одному-единственному. Все верят в виновность этой последней жертвы и обращают против нее всю свою ненависть – и поскольку эта жертва теперь одинока и беспомощна, можно преследовать ее, не опасаясь ответного насилия с ее стороны. В результате ни у кого из членов этого сообщества не остается врагов. Скандалы прекращаются, и вновь устанавливается мир – до поры до времени.