Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство

Другим следствием веры в губительные влияния женщины на Мужчину, в возможность его осквернения и лишения удачи проявилось во множестве так называемых охотничьих табу — отказа от сексуальных контактов незадолго до планируемой охоты. Хоть некоторые советские этнографы и пытались объяснить такие табу с уже упоминавшейся позиции гипотетических "конфликтов самцов из-за самок", что могло расстроить организацию охоты (см. Семёнов, 2003), такие события, как было описано выше, не могли иметь место в нашем доисторическом прошлом, учитывая царивший промискуитет и высокую сексуальную активность самок. Наиболее вероятно, что известные по всему миру табу на сексуальные связи перед охотой обусловлены именно боязнью негативного женского влияния на мужчину, а поскольку именно охота была наиболее "мужским" занятием, которое формирует его и утверждает, то с охотой и должны были быть связаны вынужденные ограничения на контакт с женщинами, из которых секс оказывается наиболее тесным. У некоторых современных аборигенов Африки охотнику, входящему в особо престижную категорию охотников на крупную дичь, в целом предписано сексуальное воздержание (Арсеньев, 1991a, с. 98). Особенно сильным был страх перед сексуальной связью с женщинами у новогвинейских туземцев, которые были уверены, что мужчина "потеряет всю силу, как только поспит с женой, что он рано превратится в "кожу да кости" и станет плохим воином" (Бьерре, 1967). Ещё у одних африканцев мужчина не пойдёт охотиться, если у его жены менструация, так как считается, будто кровь месячных способна нейтрализовать яд его стрел и испортит охоту (Power, Watts, 1997). В культурах всего мира женщине запрещено прикасаться или даже просто перешагивать через мужские орудия охоты (Калинина, 2019; Фёдорова, 2019; Фрэзер, 2001, с. 307). Женщина — не охотница. Она занимается чем угодно, только не охотой, а потому она может передать мужчине частичку себя, "инфицировать" его собой, что непременно привело бы к неудаче в охоте. А это уже было бы сопряжено с утратой мужчиной своего элитного мужского статуса.

Концепция осквернения принуждала древних мужчин и женщин выполнять отныне им отведённые социальные роли (Дуглас, 2000, с. 209), закрепляла возникший гендерный порядок. Но, пожалуй, наиболее обширным оказался особый тип осквернения — без непосредственного контакта с женщиной. Это осквернение от выполнения её работы, "женской работы".

Создание брака и контроль женской сексуальности

Поскольку именно мужчины в силу эффектности и оттого престижности впряглись в охоту на животных-исполинов, то за женщинами закрепились другие сферы деятельности, более традиционные для всех высших обезьян: собирательство плодов и кореньев, а также добыча мелкой дичи (грызуны и другие доступные животные), и, конечно, уход за детьми. У женщин в этом плане вообще ничего не изменилось и осталось, как было миллионы лет до этого. Изменения коснулись только мужчин, за которыми отныне закрепилась роль Великого Охотника: охота и ритуалы, с ней связанные, стали главным идентифицирующим признаком мужчины. Возникший мужской престиж вывел женщину на окраину бытия, сделав её "вторым полом". Всё, что делали женщины, было обыденным, заурядным, неэффектным, а оттого и презренным. "Женские процессы осуждены оставаться незамеченными, в первую очередь самими мужчинами: привычные, постоянные, повседневные, повторяющиеся и монотонные действия в большинстве своём осуществляются незаметно" (Бурдьё, 2005, с. 345).

Даже в обществах современных охотников-собирателей, где престижной оказывалась сфера церемониальной деятельности (которой заправляют мужчины), заниматься выращиванием реально жизнеобеспечивающего продукта "было не только не престижным, но и позорным делом, и мужчины старались воздерживаться от выращивания «женских» растений, которые тем не менее составляли их главную пищу" (Шнирельман, 1990). То есть в древности, каким бы основательным и стабильным ни был вклад женщины в пропитание и функционирование группы, эта её деятельность наверняка была игнорируема и даже презираема.