Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений

Крепкие объединяющие силы возникали каждый раз, когда компетентный военачальник проводил правящую вместе с ним знать через циклы военных кампаний, распределения завоеванной земли и других военных трофеев (рабов, женщин, заложников, богатств, податей, оружия) среди своих довольных воителей. Эти циклы завоевания и распределения усиливали сами себя, поскольку они подталкивали проявить верность верховному военачальнику и в то же время обеспечивали средствами и человеческой силой для дальнейших кампаний. Позиции Карла Мартелла, Генриха Плантагенета и Оттона I (назовем лишь некоторых), а также относительная стабильность их политических режимов напрямую объясняются подобными динамическими механизмами политического накопления. В диалектическом отношении, однако, военный успех всегда содержит семена фрагментации. Те представители знати, которые примыкали к верховному военачальнику, чтобы создать тесно связанную военную организацию, и которые получали значительные владения за свою службу, превращались в потенциальных соперников. Пока их первоначальный лидер мог продемонстрировать свою воинскую доблесть, стратегическую компетентность и способность наказывать бунтующих магнатов, знать продолжала связывать свой успех с ним. В противном случае она использовала свою недавно приобретенную власть и возможности либо для получения независимости, либо для того, чтобы открыто выступить против бывшего верховного сеньора.

В этом случае начинался обратный цикл конфликтов внутри правящего класса, провоцирующих вторжения иноземных племен. Разложение центральной власти приводило к регионализации и концу солидарности правящего класса. Обычно это совмещалось с узурпацией публичных постов – как, например, при Людовике Благочестивом и его еще более слабых наследниках. Внутреннее перераспределение земли и правовых полномочий становится логичной альтернативой внешнему завоеванию. Другими словами, центральное правительство всегда покоилось на компромиссе – хрупком союзе взаимной выгоды – между членами класса сеньоров. Неизменно хрупкое средневековое «государство» стояло на фиксации власти в силовом поле, создаваемом центробежными тенденциями локализованного присвоения и центростремительными тенденциями политической консолидации и самоорганизации знати против крестьян и ради внешней защиты или завоевания.

Конечно, в повседневном режиме господство не должно было подтверждаться остротой меча сеньора. В одном из разделов исторической семантики господство (domination) было тщательно отличено от иных форм политической власти [Moraw. 1982]. Господство обозначает практики правления, неотделимые от тела властителя. Оно, следовательно, включает все те социальные практики, которые держат зависимых лиц в подчиненном положении, демонстрируя способность господина править другим сеньорам. Теократические привилегии, чудесные способности исцелять и харизматические жесты лидера были важной частью господства [Kantorowicz. 1957; Блок. 1998; Duby. 1974. Р. 48–57]. Правление было также опосредовано специфической сферой благородной репрезентации: демонстративное потребление, щедрость, обустройство роскошных покоев и расточительный поток символов власти – все это связано с делом господства. Медиевисты подробно изучили значение различных образов в ритуалах средневековой власти. Особенно следует отметить кругооборот даров, который был существенной частью сознания благородного класса и явным показателем социального могущества [Ganshof. 1970. Р. 43]. Политическая экономия символического воспроизводства, не будучи ни в коей мере знаком иррациональной вычурности, субъективной расточительности или средневекового мистицизма, позволяет увидеть, как выставление напоказ и демонстративное потребление сообщали одновременно представителям знати того же ранга и крестьянам о социальной власти сеньора и его способности как добытчика [Habermas. 1989. Р. 5–9]. Поэтому нет ничего таинственного в символической репрезентации, даже для «структуралиста, закаленного более материалистической историографией» [Hall, Kratochwil. 1993. Р. 485]^[54].

Политическая экономия средневековой территории и границ

Мы привыкли думать о государствах, поддерживающих суверенитет на четко очерченной территории. Современная территориальность исключительна, она управляется по единому образцу. Дипломатический институт «экстратерриториальности» и принцип невмешательства – классические выражения этой формы международной организации. Средние века предлагают нам прямо противоположную картину. Как правило, средневековая территория оказывалась соразмерной способности правителя реализовывать свои притязания. Следовательно, для того чтобы понять устройство средневековой территориальности, нам нужно обратиться к техникам отправления политической власти в контексте отношений условного держания.