Миф о другой Эвридике (СИ)

– Где же он, этот проклятый дом?.. – словно сквозь тяжёлую зубную боль проходил голос Рамина, – Александра Матвеевна знала. Потому её… Сколько беседовали – подробней бы расспросить, где! И вчера… Вчера я обязан был всё понять. Эта машина во дворе… этот чёрный джип, этот лысый бугай за рулём, в полосатой маечке. Я во всём виноват.

– Мы все там были, – сказала Лора.

– Вы не знали. А я – знал.

– А номер не запомнили?

– Я смотрел на номер. Иногородний. Вспомню. Сконцентрируюсь.

– Номер не помешает. Но пока едва ли поможет, – рассудил Симон, – Его не станут пробивать по милицейской базе данных, пока мы не расскажем им…

– Этого никак нельзя! – округлила глаза Лита.

– Разумеется. Сделать это в тайне? Вряд ли у кого из нас есть там столь тесные связи. Надо найти дом и его теперешних обитателей раньше милиции. А вот и они. Легки на помине.

По дороге, салютуя мигалкой, но без сирены, проехал милицейский микроавтобус, завернул за угол девятиэтажки, во двор.

– Оперативно, – покачал головой Рамин, – Итак, они тоже теперь – в поиске синичек. У них свои возможности и свой путь. У нас – свой. Наш должен быть короче.

– Наш будет намного короче, – внушительно сказала Лита, – Я постараюсь отыскать этот дом.

– Ты? – удивился Рамин, – Каким образом?

– Увижу в гипнотрансе.

– Откуда он там возьмётся?

– От Эдуарда Арсеньича. Я разговаривала с ним.

– Не понял.

– Он сознаньем своим – в иной реальности. Подступ – так он это называл. Я во сне видела его.

– Может, приснился просто.

– Приснился? Да… Но не просто, поверь. Очень непросто. Он отнёс моё сознанье, притянул к себе. Я видела его. Он рассказывал спокойно и логично… странные вещи. Так не может сложиться в обычном сне.

– Подробнее.

– Потом, сейчас некогда. Главное, что он оттуда смог увидеть синичек, как их увозили и куда их повезли.

– Ерунда какая-то, – недоверчиво поморщился Рамин.

– Говорю тебе! – сердито повысила голос Лита, – Он сообщил мне об этом раньше тебя. Он для этого пробился в мой сон и передал то, что видел. Это у меня в предсознаньи. Мне нужно войти в гипнотранс.

– Ну давай попробуем, – согласился Рамин.

– Здесь мне трудно сосредоточиться. Поехали в клинику.

*

В клинике, по утренней рани, были только дежурный психотерапевт на «горячей» телефонной линии, охранник и уборщица.

Лору с Симоном Рамин усадил в своём кабинете, сам остался в кабинете Литы на случай потребной помощи. Но Лита справлялась сама.

Не раз она вызывала это у своих пациентов, а теперь надо было достичь этого в себе: состояния невесомого релакса, свободного полёта и одновременно пронзительной, холодной сосредоточенности, лезвийного вниманья-вникновенья. Когда внешний мир, ощущенье себя в нём пропадало начисто. А вместо пропажи возникали, разворачивались, размётывались вокруг диковинные панорамы внутреннего пространства. Которые можно только изумлённо ощутить-увидеть в новых изысках чувств, но осмыслить – почти нельзя.

Так вдруг открылось… Нервозно жёсткий кокон твоей «сейчасности» теряет защиту-оболочку, размягчается и прозрачнеет быстро-неотвратимо, делается большой каплей жидкого искристого хрусталя; хрусталь торжественно спадает на какую-то громадную выпуклость – таинственно зеленоватую, непроглядную – растекается по ней тонким, холодно горящим слоем… ровная сфера начинает оживляться: оттуда, из её глубин уже можно уловить всплывающие блики, извивы, абрисы… Что это за выпуклая таинственная громада? Это тоже часть тебя, с которой ты давно, с младенчества, раззнакомлена, но с которой всё-таки связана… связана не привычно обыденным суждением; рациональная, ударно-гвоздевая мысль не пробьёт этой грани, согнётся, скукожится в никчёмый абсурд. Медленное чувство, несуетное томленье, рассвобождённый наив помогут тебе.

Ты тихонько приникла к сфере… ты попросилась туда, ты доверилась Этому. Ты ждёшь. Тебе нужно сегодня немногое. Только то, что вложил он… то, самое важное, спасительное.

Ждёшь. Строгая поверхность сферы плавно прогибается, поддаваясь твоему терпению, обволакивает тебя, как плёнка мыльного пузыря, и вновь смыкается сзади. Ты – внутри. Ты паришь в прохладном, зелёно-янтарном озере-сгустке. Это твоё предсознанье. Оно ещё достижимо для твоих чувств. Оно – ещё понимающая тебя и понятная тебе стихия. Но озеро-сгусток – лишь малая часть другой, несметной и недоступной стихии. Дальше, за тонкой границей – океан бессознательного.

В океане – всё. Твоё. Наверное – и тех, кто был до тебя. Забытое. Неведомое. Всё, что когда-то, от самого первого твоего вздоха, хотя б мельком тронуло чувства и мысли. И даже – что пролетело вблизи, не коснувшись их; ты, скорее всего, не узнаешь о том: быть может, назначенное, до зарезу, быть может, надобное тебе безвестной тенью осталось жить в океане.

Но сейчас – только одно… одно: это рядом должно быть, в озере-сгустке, неглубоко… спокойно, терпеливо увидеть.

Да… вон то: из зелёно-янтарного сумрака – серебряное пятнышко, эфемерная весть… тонкие пульсы и блики… Поближе, поближе…