Миф о другой Эвридике (СИ)

– Треть пути до Сабринска. Что могло случиться?

– Мало ли… отключил мобильник – мешает кто-то. Уронил, может быть…

– Другого вызывай.

– У меня только номер Дюба. Он отзовётся. Или сам позвонит.

– Учти. Его голос в телефоне – это твоё второе рожденье. Пока он молчит – ты мёртв. Ты уже знаешь, что я не шутник.

Рамин подошёл к Лите с Лорой.

– Синичек везут в Сабринск. Вот главный мерзавец звонит своим мерзавцам, чтобы поворачивали назад. Мы с ним поедем навстречу на его машине.

– А мы? – воскликнула Лита.

– С собой вас не можем взять. Должно быть место для девочек.

– Мы с Лорой за вами поедем на твоём «Ланосе».

– А водительские права с собой?

– Они у меня всегда в сумочке. Я иногда арендую папину машину.

– Хм. На мою-то доверенности нет.

– Да ладно тебе!

Лора, уже успокоенная оттого, что Симон – вот он рядом, жив-здоров-могуч – с любопытством оглядывала роскошный пустой двор и дом.

– А где остальные? – спросила она.

– Остальные… по-разному, – Дроздов повернулся к Рамину, – Как раз, вы с Литой разберётесь с остальными. Вон там, за углом, у крыльца, второй охранник. Я на него… с забора. Должен быть жив, возможно – пара переломов. С ним время не тратьте, скажите другим – позаботятся. Он, к счастью, не успел меня разглядеть. Зато другие успели нас разглядеть: женщина и твой замороженный боец. Ты бросил его в зале, он сам не очухается?

– Без меня – нет.

– Вот у этих двоих надо стереть нас из памяти. Сможете по быстрому?

– Сделаем. Интенсивный подавляющий гипноз.

– Не очень приятное занятие, – вздохнула Лита, – Но раз надо… Давай, я займусь женщиной, а ты – своим человеком.

– Женщина на втором этаже, в пятой комнате, – отозвался Дроздов, – Вот ключ. Только… сходи, приведи её сам. Не обязательно туда Лите. Постарайтесь – всё в темпе.

– А мне что делать? – слегка обиженно спросила Лора.

– Просто посиди на крылечке, – Симон, словно нечаянно, коснулся её плеча и жест его из резкого, властного вмиг сделался медленным, уютным, ласкающим, – Понаблюдай вокруг… А мы с радушным хозяином идём в гараж седлать коня. Ты чего не звонишь? Вызывай беспрерывно. Не приведи Бог, тебе не дозвониться!

8. Синички

Она сама вызвала это; от рванувшейся из неё ненависти, плотной и хлёсткой, как кулак шквального ветра, ненависти к тем двоим в кабине, сделалось всё. Ей стало невыносимо их видеть, и она перестала их видеть.

Всё вокруг засыпалось внезапной снежной белизной.

И принёсся какой-то новый, очень вкусный воздух; но подозрительный воздух, потому что от каждого его вдоха тело теряло вес. Юля беспокойно чувствовала в себе это, но всё равно дышала и дышала странным воздухом, чтобы не пропадал зря. Юля не могла увидеть Эльку в белой кутерьме, но знала, что Элька здесь, рядом, и наверняка, тоже видит это и чувствует это.

Потом Юля поняла – произойдёт что-то ещё. Она протянула руки, нащупала в прохладном белом Элькины плечи, крепко прижала её к себе. Медленным, как во сне, но сильным порывом их обоих устремило вперёд, они наткнулись на какое-то жёсткое препятствие («Откуда здесь, в пустой бесконечности, препятствие?» – сквознула мысль), плавно опустились вниз, продолжая прижиматься, друг к другу.

Наважденье так же внезапно сгинуло, вернулась действительность и действительность оказалась замысловатой. Юля обнаружила себя и сестру на полу кузова, под передней стенкой-перегородкой. Какая-то сила швырнула их на железную стенку – благо: находились они рядом с ней, а не сидели в стороне, на лакированном ящике. У Юли от удара ныло плечо, а Эля, морщась от боли, трогала ладонью лоб. Мотор не работал, машина стояла на месте, слегка накренившись.

Юля отодвинула до упора матовую задвижку в окне, заглянула в кабину. Невредимое лобовое стекло открывало странную панораму, центр которой занимал мощный бетонный шестигранник фонарного столба, слепившийся в одно целое с капотом.

Дюб-Булыжник, согнулся, склонился вперёд, обеими руками держась за голову, глухо мычал, выборматывал невнятные проклятья. Очевидно, его полированный череп успешно выполнил роль своей аллегории – булыжника, саданувшись по лобовому стеклу. При этом, стекло пострадало гораздо меньше: вероятно, удар пришёлся вблизи стыка его с верхним, скрытым под обшивкой металлом кабины. Ржавопатлый водитель продолжал оцепенело сжимать рулевое колесо. Он повернул голову к оглушённому Дюбу, лицо его явило тяжкое недоуменье и суеверный страх. Он отказывался верить, что смог ни с того ни с сего свернуть на обочину и бросить машину на никому не мешавший обыкновеннейший фонарный столб. Счастье – хоть успев сбросить скорость. А иначе б… Он наконец отодрал руки от руля.

В тишине слышался шелест-издых горячего мотора и журчанье жидкости, вытекающей из разбитого радиатора.

Тишина прервалась сдавленным рычаньем Дюба.

– Что же ты… Т-твою!..

– Поверь, Дюб, сдохнуть – не встать, – скомканный в сип голос водителя, – Полный невдогон – как вышло. Как чужой кто – взял, повернул. Вижу же – столб, что вот… сейчас… – ничо не могу… На тормоз, хорошо, успел…

– Спа-си-ба.

– С тобой-то что, Дюб?

– Ни хрена не видать. Темно. Болит, падла.