Миф о другой Эвридике (СИ)

«Пока не реагируют. Спокойней, медленней… Плохо, что стоят далеко друг от друга. Трудно сразу на всех воздействовать. А не на всех… – кто-то начнёт стрельбу. Нет, пока выжидаем. Что там делает Симон?».

– Не понимаю, о чём вы. Чего хотите?

– Первым делом, я хотел бы взглянуть на девчонок, убедиться, что они живы-здоровы, успокоить их. А потом обсудим условия.

– Какие, к чертям, условия! Вы вообще, отдаёте себе отчёт, куда вы явились, с кем говорите? И главное, о чём?

– Но для чего-то вы увезли девчонок и спрятали их. Есть же конкретная цель. Давайте о ней говорить.

Хозяин, досадливо качнул головой, поднял взгляд к настенным часам в антикварном краснодеревном корпусе.

– Я действительно очень занят. Потому объясняю ещё раз, надеюсь, последний. Вы не туда попали. Здесь никто не знает никаких девчонок. Ищите их в других местах, там, где нужно. И можно.

– Неужели вы думаете, что я пришёл бы к вам, если б не был уверен, что это сделали вы или ваши люди?

– Вы из непонятливых, да? Не злоупотребляйте моим терпением. Пока ещё есть шанс нам расстаться без осложнений и забыть друг друга.

– А я, наоборот, думаю, что мы хорошо запомним, друг друга и сможем договориться.

«Где же Симон? Ни выстрелов, ни шума не слыхать. Или действует так ловко, или… какая непредвиденность. А дальше выжидать не получится. Ну что ж – к делу».

Психоэнергетическое воздействие на кого-либо начинается с воздействия на себя. Один из самых эффективных методов – вообразить, увидеть, ощутить в себе, вызвать для поставленной цели источник этой энергии. Всё зависит от излучательной силы образа и от интуивного умения ею управлять.

Рамину представлялся яркий, золото-красный, быстро вращающийся диск. Диск вращается где-то во внутреннем самопространстве: в голове, в груди, в душе, в разуме, на звонкой сфере – границе внятного реала и подсознанья. Чем мягче, золотистей его свет, тем энергия спокойнее, благостнее. Чем он краснее, тем излученье жёстче и повелительней. Скорость вращения диска определяла напор энерготока; направленный на человека энерготок почти всегда (но бывали исключения) сопровождался должным словесным обращеньем к нему. Тем самым человек приводился в состояние релаксного или напряжённого восприятья – смотря, что требовалось для психотерапии.

Сейчас Рамин, за бесполезным, бессмысленным диалогом с хозяином дома, внутренне видел в себе этот диск, вращенье его убыстрялось, он уже сливался в сплошной горящий шар, и свет его делался хищно-пурпурным.

Объекты воздействия находились слишком далеко от него и друг от друга. Но все трое почувствовали натиск неведомой воли.

– Вы же хотите со мной выгодно договориться! – повысил голос Рамин, – Мы решим эту проблему мирно! Вы все стремитесь к этому. Вы благоразумны и внимательны. Вы слушаете меня…

Нескольких секунд ему не хватило.

Хозяин дёрнулся в сторону, словно отшатываясь от невидимого обвала. Метнулся к креслу, бросил руку за боковину, вынул её с пистолетом.

– Что стоите, придурки! – тонко завопил он на своих сообщников и на охранника.

Охранник оставался прежним задумчивым манекеном. Сообщники от крика вернулись в себя, заново узнали хозяина, гостя друг друга. Уже были в руках у них пистолеты.

Рамин мог лишь скользнуть по ним боковым зрением. А в прямом его взгляде был один хозяин с поднятой рукой, и чёрное короткое дуло застыло перед выстрелом, и костяной палец на курке медленно-туго, в застопорившихся мгновеньях, начал сгибаться; странно-отчетливо, как сквозь линзу, видны были неотвратимые мизеры его сгиба…

– За-мри! За! Мри! Н-ну!.. – Рамин не узнал своего голоса, глухого, низкого рыка; рык сбился в сдавленном времени к частотам почти нечеловеческим и обращён был рык лишь к этому огромному пальцу, который сейчас был сам по себе – отдельное от всех существо, со своим тёмным разумом и тайным резоном.

Палец внял, согласился, умер, неспешно смёрзся с курком в целое, недвижимое – дальше он не пойдёт, не должен. «Этот – не выстрелит… пока. А те двое? Сбоку, за спиной, когда поймут, в чём дело… Нельзя сейчас к ним обернуться. Когда поймут». Секунда, секунда, ещё одна…

В осколок мгновенья вдруг смялся и смылся зал, стены, люди, поднятые пистолеты, он сам с бешено крутящимся в сознанье пурпурным диском. Вместо всего – ослепительно белое, торжественное движенье. Снег… Но снегопад был слишком краток; Рамин лишь успел кожей лица поймать его чистую прохладу (не колкий холод – прохладу), как он исчез без следа.

И опять ворвался назад прежний зал и всё прежнее, а в прежнем вдруг омерзительно громко грянули два выстрела. Рамин вздрогнул… нет, кажется, не в него. Кажется…

Через распахнутую дверь в зал уже вошёл Симон с двумя пистолетами в вытянутых руках. Оба бандита – один рядом с ним, другой у противоположной двери – заваливались на пол с одинаково расплывающимися на лбах алыми пятнами. Симон уже целился в хозяина.

– Брось оружие! Считаю до одного. Р-раз!

Стук воронёного металла о паркет.

– Ты как? – повернулся он к Рамину, – Извини, я без звонка. Не помешал?

– Оч-чень не помешал, – почему-то смутился Рамин.