Миф о Христе. Том II

Конечно, все это голландские или примыкающие к ним ученые, которых наша немецкая либеральная теология за их «критический радикализм» не оценит по достоинству. А между тем, они доказывают столь многое, что, оказывается, вовсе не так уже глупо по поводу 11,23 названного послания говорить об интерполяции, и что я имел полное право писать, что эта интерполяция «не раз» признавалась и с теологической стороны, что, по-видимому, хотелось Вейсу подвести под подозрение и выдать за неправду.

Павел отмечает, что он свое знание о том, при каких обстоятельствах Иисус справлял тайную вечерю и какие слова произнес при этом, «принял от самого господа». Ясно, что это может значить не то, что сам Христос прямо открыл ему эти вещи, а то, как это обычно и понимается, что он узнал их через посредство «первообщины». Ну, а какого рода было это «посредство»? Историческая теология в общем допускает, что оно было чисто устным, и она рассматривает это место в первом послании к коринф., как самую древнюю переданную нам форму причастных слов. Но против этого, по-видимому, — как отмечает Вейцзекер, — говорит уже явно шаблонный характер Павлова рассказа. А если Павел цитировал по закрепленному уже в письменной форме преданию, то что же представляло из себя это последнее?

Вместе с Робертсоном и старыми теологами я подумывал о Луке (22,14 — 20), так как Павловы слова обнаруживают величайшее сходство с этим местом. Это опять-таки Вейсу дает повод лишний раз поиздеваться над «дилетантом». «Поистине драгоценно, — восклицает он, — его обоснование (именно того, что мы имеем дело с позднейшей вставкой): слова тайной вечери у Павла, говорят, имеют связь со словами у Луки! Если бы он раскрыл хоть одну какую-нибудь книгу о тексте Луки относительно тайной вечери, то узнал бы, что соответствующие слова Луки (22,19 — 20), которые уже своею странною смесью из слов Павла и Марка выдают свое вторичное происхождение, половиною критиков текста не читаются, а посему у большинства современных критиков текста Луки слывут неподлинными. Да если бы даже они были и подлинными, они, без сомнения, стояли бы в зависимости от Павла, а не Павлов текст от Луки» (104). Да и Вейнель называет «грубой ошибкой», что я в данном случае вывожу Павла из Луки, а не наоборот. Правда, я, не будучи книжником в духе теологов, не знаю «всей» литературы, посвященной вопросу о тайной вечере, в чем меня упрекает Вейнель, но все же из многочисленных, друг другу противоречащих толкований знаю ее настолько, чтобы знать, что о несомненном и надежном факте, как выставляет это Вейс, здесь так же мало можно говорить, как и в других подобных случаях.