Миф о Христе. Том II

Как беспечно при этом фантазия эпохи облекала и Павла в одеяние мифа, — больше того: как сильно при этом во многих случаях моделью служила личность самого Иисуса, — все это слишком ясно показывают Деяния. Мифические составные части в истории Павла еще так многочисленны, что высказано было мнение, — и оно нашло себе решительных сторонников, напр., как в Иензене, так и в Люблинском, — что, может быть, и Павел точно так же, как Петри Иисус, первоначально был божеством и в качестве такового выведен для контраста с ними обоими. Пусть это многим покажется преувеличением. Между тем, Христиан Пауль Фурман в своем еще не напечатанном сочинении «Der Astralmythos von Christus» указал на поразительное совпадение между сказанием об Энее и Деяниями 9 4 сл. («Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл! Савл! что ты гонишь меня? Он сказал: кто ты, господи? Господь же сказал: я — Иисус, которого ты гонишь, трудно тебе идти против рожна»). Когда Эней явился в лес, чтобы набрать листьев и веток для прикрытия воздвигнутого жертвенника, те он испытал наводящее ужас чудо. Именно, как только он захотел вырвать с корнем один куст, на последнем выступили черные капли крови. В ужасе герой пал на землю и умолял нимфу леса и бога-покровителя равнин отвратить этот ужас. Затем он схватил третий куст и, упершись ногами в землю, пытался его выдернуть. Тогда послышался из земли жалобный стон и голос, который говорил: «Эней, что ты меня мучишь?». Сходство положения между Павлом, который стремился во славу закона вырвать с корнем христианство в Дамаске, и троянским героем, желавшим украсить свой жертвенник, бросается в глаза. Но самое замечательное то, что имя Энея не только созвучно с именем Анании, с которым тотчас же в Дамаске встречается Павел, и то, что в 33 стихе этой самой главы Эней даже определенно назван по имени! Создается впечатление, что имя прямо-таки само навязалось изобретателю истории, и он не мог удержаться от того, чтобы не выдать настоящего происхождения саги. А если сага — видение под Дамаском, — это важнейшее событие в жизни Павла, которое, будто бы, вызвало в нем целый переворот и на котором зиждется все его дальнейшее развитие, то что же еще в таком случае можно считать историческим? в его жизни? Все попытки установить историческую связь между Павлом и Иисусом, в конце концов, ведь, сводятся к этому эпизоду. Если выбросить последний из цепи событий и отнести его в область «благочестивых» вымыслов, то вся эта цепь распадается на свои звенья и весь образ Павла расплывается в мифологическом тумане. Для Павла, как свидетеля в пользу существования исторического Иисуса, это — смертельно.

Как бы то ни было, — послания апостола, — и это нам следует повторять постоянно, — опорою для доказательств исторического существования Иисуса все равно считаться не могут. А вместе с тем, как было сказано, в конечном итоге отпадает также и религиозная польза от историчности Павла, и можно спокойно представить светским историкам и филологам восстановить себе на основе Деяний и так наз. посланий Павла картину настоящего хода событий, которые способствовали возникновению христианства.

Свидетельство евангелий.

Ценность свидетельств светских писателей и Павловых посланий в пользу существования исторического Иисуса оказалась призрачной. Подлинность Павловых посланий сомнительна. Да если бы они и на самом деле были написаны самим апостолом в 50 и 60 годах первого века, то все-таки они не могли бы служить свидетельством в пользу существования исторического человека — Иисуса. Что апостол рассказывает о человеке, а не о небесном существе, о человеке, превратившемся в бога-искупителя — Иисуса Христа, — этого, ведь, из посланий вычитать нельзя, а можно только это приписать им, причем существование исторического Иисуса просто предполагается. Это же предположение базируется на евангелиях, и, следовательно, Павловы послания не могут, наоборот, служить в качестве довода за существование евангельского Иисуса.