Миф о притеснениях учёных в СССР Сталиным

1 мая 1940 г. этот самолет, ведомый летчиком П. М. Стефановским, участвовал в параде на Красной Площади. Но этот самолет оказался не нужен, так как уже в апреле 1940 г. был испытан МиГ-3 с аналогичными функциями. В августе 1940 г. с одобрения Сталина было принято решение о серийном выпуске МиГ-3, а В. М. Петляков получил задание переделать за полтора месяца свой истребитель в бомбардировщик. В итоге получился Пе-2. основной бомбардировщик периода Великой Отечественной войны, серийное производство которого началось 23 июня 1940 г., а 25 июня 1940 г. группа Петлякова вышла на свободу. Петлякову было поручено организовать в Казани массовое производство Пе-2. Но уже в январе 1942 г. он погибает в авиакатастрофе на Пе-2 под Арзамасом. КБ В. М. Мясищева проектировало в «шараге» на улице Радио дальний высотный бомбардировщик (проект 102). Сюда же были направлены B. П. Глушко, С. П. Королев, который прибыл в Москву из Колымы через Владивосток. После начала войны 13 июля 1941 г. ЦКБ-29 прекратил свое существование на улице Радио. Его сотрудники были эвакуированы в Омск. 19 июля 1941 г. А. Н. Туполев по ходатайству НКВД СССР был освобожден по постановлению Президиума Верховного Совета СССР от наказания со снятием судимости, а с ним еще 20 чел. сотрудников — C. М. Егер, Г. С. Френкель, А. М. Черемухин, А. Р. Бонин, А. В. Надашкевич, Г. А. Озеров и др. КБ Туполева обосновалось в Омске. В ЦКБ-29 работало не менее 800 сотрудников, из них 100 (мозг ЦКБ) — заключенные. В их числе 20 крупных специалистов, 15 профессоров и докторов наук, главных инженеров и главных технологов авиазаводов, 5 начальников КБ». Помощник Туполева Л. Л. Кербер вспоминал, что в авиапромышленности функционировали три «шараги» — авиационная, двигательная и ракетная. «Вероятно, мы будем недалеко от истины, если оценим… общее количество специалистов, извлеченных триумвиратом Ягода-Ежов-Берия из нашего министерства, в 280-300 человек самой высокой квалификации. Следует преклоняться перед теми, кто все же сумел обеспечить поставку нашей героической армии тысяч и тысяч самолетов в Отечественную войну. Немногие страны могли бы выдержать подобное»"[450]. Итак, даже в условиях репрессий ученые оказывались в особом положении, поскольку государство в них сильно нуждалось.

Парадоксально, но факт, что труд ученых и конструкторов в «шарагах» и подчас в лагерях был творческим трудом, в котором причудливо были сплавлены и патриотизм и творческое вдохновение в работе на благо родины, ради своего освобождения и бесконечное рабское унижение человеческого достоинства. Работа помогала заключенным хоть на время почувствовать себя свободными. В СпецНИИ и КБ, в лагерях бок о бок сосуществовали и истинное благородство, и дружба, и подлость, и предательство, и трусость[451].

Если свести в одном коллективе двух выдающихся учёных, то тут же начинается склока, борьба за Госпремии, фонды, штаты, зарплаты и один выдающийся учёный неизбежно <сжирает> другого. А вот в <шарашках>, по свидетельству Солженицина, всё наоборот. "Тут могут плодотворно вместе трудиться хоть 5, хоть 8 по-настоящему великих учёных, решая за год такую проблему, для решения которой в обычных условиях ушли бы десятилетия и полвагона умерших от инфарктов во взаимной вражде учёных"[452].

7.4. ПОЧЕМУ НЕ РЕПРЕССИРОВАЛИ АКАДЕМИКА ПАВЛОВА?

Интересным феноменом, который не могут объяснить антисталинисты, используя свою гипотезы о тиранизме Сталина, является феномен академика Павлова. Взаимоотношения Павлова и советской власти были не безоблачны. Сразу же после победы Октября Павлов стал открыто выступать против новых властей, критикуя их до конца дней за беззаконие, произвол, репрессии. «В первые годы революции, — говорил Павлов, — многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму. Мне было тошно видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я тогда написал Ленину: „Я не специалист и не верю в ваш опасный социальный эксперимент". И что же вы думаете? Ленин правильно оценил мою прямоту и тревогу за судьбы отчизны и не только не сделал ничего худого мне, но, напротив того, отдал распоряжение улучшить условия моей жизни и работы, что и было незамедлительно сделано в те тяжелые для всей страны дни»[453].

Ленин, игнорируя социально-политическую позицию Павлова, делал все возможное, чтобы обеспечить ему хорошие условия для работы. (Было издано постановление Совнаркома о льготах для И. П. Павлова!). В нем предусматривалось среди других пунктов предоставление Павлову и его жене специального пайка, от которого ученый решительно отказался. Но питание для его подопытных животных позволило, продолжить эксперименты по условным рефлексам[454].