Миф о притеснениях учёных в СССР Сталиным

Особенно опасными для науки были неформальные установки, когда ученым вменялось следить за чистотой и соответствием их учения догмам марксизма. Администрирование в науке и запрет критики немедленно привело к расцвету лженауки. Так, возникла новая "гениальная социалистическая идея" — О. Б. Лепешинская заявила, что клетка возникает не путем митотического деления, а непосредственно из "живого вещества" — например из протухшего яичного желтка. Клеточный принцип Вирхова был объявлен "выдумкой буржуазного идеалиста". К сожалению, Лысенко поддержал Лепешинскую. Нашлось много сторонников Лепешинской из представителей даже академической науки: академик Опарин, профессор Макаров и др. Другая "теория", поддержанная Лысенко, была предложена Г. И. Бошьяном, полагавшим, что вирусы могут трансформироваться в бактерии и обратно.

В СССР между двумя школами генетики — западной, «классической» или морганизмом и отечественной, «мичуринской» — происходила борьба, что является нормальным в науке. Ненормальным являются демагогические приёмы, которые позволяла и позволяет себе «классическая генетика». Вывод же таков. С монополизмом в науке надо было бороться иначе. Лысенко и Сталин должны был следовать формальным научным процедурам. И это важный урок для последователей Сталина.

Широко бытующий миф о проведении гонений исключительно по указке "сверху" также должен быть отброшен. Указания и одобрение центрального аппарата часто следовали, а не предшествовали инициативе "снизу". Это наглядно демонстрируется процессом подготовки "Павловской сессии". Кроме того, столь масштабные репрессии, как и любые другие социально-значимые мероприятия, всегда опираются (а часто и вдохновляются) на интересы определенной достаточно широкой группы лиц. При этом каждый участник (субъект) репрессивных действий, как правило, преследует собственную, часто сугубо корыстную цель -должность, звание, премия и пр.[480].

Ведь не НКВД же заставляло писать доносы именно на Королева С. П. его бывших начальников и приятеля, В. П. Глушко. «Опричники» из НКВД ни черта не разбирались, в том, чем занимались ученые. Но раз власть требует «практической отдачи» и спрашивает «строго» с бездельников, то наша интеллигенция всегда готова ткнуть пальцем в самого «большого бездельника и вредителя» в своей среде. Чтоб самой остаться у кормушки.

Дискуссии-то по сути дела не было. Было примитивное использование собственного высокого кресла руководителя ВАСХНИЛ, была идеологическая трескотня в "Правде" (вот уж место для научной дискуссии! — даже если эта дискуссия по философским проблемам биологии). Было отсутствие у оппонентов возможности опубликовать собственные возражения Лысенко, которые в случае свободного развития дискуссии — стали бы и обвинением этому же Лысенко. Была интрига в высшем партийном и государственном руководстве, в которой противники Лысенко не предприняли сколько-нибудь серьезных кулуарных контрдействий. Либо это их вина, типа научный снобизм не позволил им идти на поклон ну хотя бы к тому же Берия, который был человеком дела. Либо это несчастное стечение обстоятельств, когда сколько-нибудь высокопоставленные люди отходят в сторону, а под удар попадают другие, реально не имеющие шансов на успех, ввиду собственной малозаметности[481].

Суть сессии ВАСХНИЛ была в том, что предстояло кого-то выбросить из науки. Либо одну школу, либо другую. И другая очень хорошо подготовилась к сражению не на жизнь, а насмерть. А школа генетиков не прочувствовала остроты положения и у нее не оказалось гениального организатора борьбы[482].

В ВАСХНИЛ большинство академиков были не на стороне Лысенко. Их что, всех разгромили? Ничего подобного. Они не поднялись на борьбу за свою идею. Лысенко мог быть обвинен во всем, в чем угодно. И во вредительстве, что, конечно, было бы подлостью), и в диктаторских замашках, в нарушении партийной и научной демократии, выразившихся во внепроцедурном, в обход выборов назначении им руководства ВАСХНИЛ. Но академики — ушли от борьбы[483].

Существует мнение, что суть была только в том, что в науке, которая в области сельского хозяйства прокладывала маршрут развития, выросли две влиятельные школы, противоречия между которыми дошли до крайней точки. Ни одна из школ не могла уйти от столкновения. Смирись генетики, на них за это через год— два обрушились бы репрессии за ошибки Лысенко — как вы могли пособничать откровенному вредителю? — Ведь проекты Лысенко с очевидностью уже проваливались. А сам Лысенко мог оправдаться в одном и только в одном случае, — если бы оппонирующая школа была раздавлена.