Что страну испортили — сразу видно. Центр современного Йоханнесбурга выглядит, как Рим, захваченный готами. Пришли на форумы к базиликам, разложили костры, натянули между колонн веревки сушить белье. Бывшие офисы и отели делового центра приезжие из черных поселков превратили в гигантские коммуналки, у их подножия — стихийные рынки и автобусные станции для поездок в родную деревню. ЮАР теперь одна из самых опасных стран мира: 32 убийства на 100 тысяч населения. Как каждый москвич знает, что рано или поздно подхватит простуду, так каждый приличный житель Йоханнесбурга — что хоть раз за жизнь он подвергнется вооруженному ограблению. Вечером в городах здесь теперь не останавливаются на красный свет даже дисциплинированные потомки британцев и голландцы-буры: протестантская этика хороша, но жизнь дороже. Здесь вообще мало ходят пешком. Самый опасный момент — когда машина заезжает в гараж дома: тут в него и врываются грабители. Дома окружены проволокой с настоящим током. В чем же тогда величие Манделы?
А вот в чем. Южноафриканское общество времен апартеида было несправедливым не по большевистским, а по самым обычным буржуазным меркам. Дело даже не в специальных пригородах для ночлега черных: днем приехали на работу, а ночью — пожалуйте в специально отведенные поселки, в людскую на свой сундук. Знаменитое двухмиллионное Соуэто, где проходили труды и дни Манделы, звучит как красивое африканское слово, на самом деле это обычная наркомовская аббревиатура от South Western Township — Юго-западный поселок, Юзапос, людская для ночевки чернокожих при Йоханнесбурге.
Все эти отдельные поселки для ночлега — гуманитарная надстройка на главном: черным нельзя было иметь свой бизнес и по-настоящему учиться. Есть много стран, где для части населения прикрыта дверь в военную, чиновничью или политическую карьеру: русские в Прибалтике, китайцы в Малайзии и Индонезии, но если им же закрыта дверь в частное предпринимательство и интеллигенцию — это совсем беда. Поэтому белый режим ЮАР разваливали одновременно и большевики, и их враги — либералы вроде Тэтчер с Рейганом.
Это важно помнить, потому что в России особенно сожалеют о прежнем южно-африканском режиме те, кто любит Тэтчер и Рейгана, сторонники самой либеральной и наименее социальной экономики. Но ЮАР времен правления белого меньшинства была в каком-то смысле сверхсоциалистической страной: белый здесь не мог быть бедным, не мог опуститься и плохо жить на глазах у черного большинства. Белый — всегда господин. Поэтому он мог вообще ничего не делать, иметь от государства все и жить припеваючи.
Новые черные
В Южной Африке я разговаривал с черными бизнесменами, которые начали свое дело подпольно еще при старых порядках. Один из них, Сбу Мунгади, председатель совета директоров крупной компании, когда-то подавал специальное прошение министру белого образования о поступлении в белый техникум, где лучше учили. Министр белого образования, посоветовавшись с министром образования чернокожих, разрешил. Потом Сбу выиграл стипендию в США, но правительство отказало ему в загранпаспорте. Сбу ушел за границу нелегально, саванной.
Другая моя собеседница, Каньи Мламбо, в 19 лет пришла в Standard Bank просить образовательный кредит. «На кого хотите учиться, милочка?» — строго спросил менеджер. «На архитектора», — ответила Каньи. «Черные не учатся на архитектора, — строго возразил менеджер, — вот если бы на учительницу или медсестру, тогда бы я дал, а так до свидания». Когда мы разговаривали, Мламбо была членом совета директоров того самого Standard Bank и отвечала за кредиты частным лицам. Объезжая отделения, она добралась до того, где когда-то ей отказали в кредите. Белый менеджер сидел на своем месте. Каньи ничего не сказала, просто долго и внимательно посмотрела ему в глаза. «Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?»
Еще один, Гемран Машаба, начал бизнес в 1982 году, как бы мы сказали, фарцовщиком. С той разницей, что в СССР торговать запрещалось всем гражданам, а в ЮАР — черным. Машаба ездил по поселкам и продавал парфюмерию из багажника автомобиля. Если видел полицию, удирал по грязным переулкам гетто, потому что полицейским надо было показывать «пассбук» — книжечку с отметкой белого работодателя: не от себя торгую, а от хозяина. А его не было. Когда Машабе надоело бегать, он завел себе подставного белого хозяина на зарплате. Потом, вместо того чтобы продавать чужие шампуни, Машаба придумал собственную линию, Black like me, для черных особо жестких волос. В середине 2000-х его продукция продавалась по всей Африке и в Европе.
Белых не предлагать
Отъема собственности в ЮАР после смены власти в 1993 году не было, но теперь ни одна компания не может обходиться без черных сособственников и топ-менеджеров. Когда-то Машаба нанял себе белого зиц-председателя, чтобы отстала полиция. В 2000-е он сам был членом совета директоров двенадцати крупных белых компаний и чуть ли не каждый день получал звонки с предложениями.