Мифологемы

Прищуренный взгляд предполагает, что человек видит лишь смутно, узко и фрагментарно, но в глубине души допускает, что нечто остается для него невидимым. Прищуривание – так любимое художниками-визуалистами – также упрощает и помогает раскрыть сущность. Слово «близорукость» подразумевает прищуривание из-за недостаточной ясности зрения. Кроме того, есть слово «таинство», позволяющее нам подразумевать, что многое находится за границей нашего познания. «Никому ни слова» -оксюморон, подразумевающий таинство, то, о чем знают, но не говорят открыто.

Все наши образные представления (kenning – konnen, kanny сап) проникают лишь очень на малую глубину. Поэтому миф поднимается из своей колыбели, покрытой пеленой таинства, и воспринимается нами через «тусклое стекло»: через намеки, почитание, трепет, разочарование и стремление к чему-то большему, намного большему. Такая нуминозность (от метафоры «кивать», словно что-то склоняется перед нами, признает нас, призывает нас) является нашим истоком, нашим пристанищем вдали от дома и концом нашего странствия.

«Мифологема» – это отдельный фундаментальный элемент или мотив любого мифа. Мотивы вознесения или погружения являются мифологемами. Странствие героя воплощает две мифологемы: героя и странствия, каждая и которых имеет свое характерное происхождение и свое отдельное значение, и вместе с тем, взаимодействуя синергетически, они увеличивают масштабность друг друга.

Это моя вторая книга, посвященная мифу[3], поэтому либо меня что-то внешнее необъяснимо манит писать на эту тему, либо я нахожусь в плену какой-то внутренней зачарованности ею. Во всяком случае я постоянно возвращаюсь к теме мифа, испытывая побуждение размышлять над ней снова и снова.

На мой взгляд, миф – это самая важная психологическая и культурная структура нашего времени. Дело не только в том, что понятие мифа деградировало до общеупотребительного значения и стало неким синонимом лжи. Или, как было сказано, – в том, что миф является какой-то религией. Дело в том, что в культуре, принадлежащей материальному миру, доступ к невидимому миру, – который становится возможным благодаря мифу с присущими ему двумя главными средствами выражения: метафорой и символом, – никогда не был столь критичным в смысле создания некоторого духовного равновесия.

Несомненно, мы живем в сильной степени духовно обедненной культуре: зависимость от материализма порабощает нас и заставляет нас поверхностно воспринимать мир; вскрикивания фундаменталистов всех мастей вынуждают нас пугаться и тревожиться, а банальные идеологии не расширяют, а скорее ограничивают наше душевное странствие, делают его не более, а менее масштабным.

По определению нам не дано познать безграничность, всемогущество богов, их всеведение и вездесущность, однако мы ежедневно и ежечасно становимся игрушками в их призрачных руках. С самого рождения в нас вселяется их энергия, мы ежедневно ощущаем, что она не зависит от нас, мы неумолимо движемся к собственной смерти и при этом все, без исключения, стремимся к постижению смысла жизни и к близости с другими людьми.

Эта энергия невидима, хотя время от времени она ощущается, как только наполняет какой-то образ. Мы можем ее осознать лишь тогда, когда происходит ее воплощение. Такие образы существуют в нашем теле, в наших эмоциональных взрывах, в анналах нашей индивидуальной истории, в нарушающих наш сон сновидениях, в наших желаниях и в нашем вдохновении. Мы жаждем обрести смысл жизни, Бога, любовь, близость с другими. Вместе с тем мы сталкиваемся с угасанием, когда засыпаем, умираем или находимся в объятиях любимого человека, – и все это происходит в той великой темноте, в которой мы блуждаем.

Эта энергия, которая, по выражению Данте, движет солнцем и всеми звездами, которая проникает в новорожденного и испытывает множество превращений на протяжении множества жизней и смертей, а затем, дематериализуясь, снова возвращается в свое прежнее состояние, – эта энергия воспринимается только в образе. И тогда следовать за этим образом – все равно что следовать за богами. В данном случае «боги» – это персонифицированные метафоры таких энергий. Назвать их богами – это не значит конкретизировать их в угоду потребностям Эго, за исключением Эго, принадлежащего менталитету фундаменталиста. Скорее это происходит в соответствии с подлинной сущностью этих энергий – динамических космических энергий и энергий, присущих психодинамике отдельного человека.

Избегая метафизики, мы тем самым открываем дорогу эпистемологии. То есть, отказываясь конкретизировать бесконечное в терминалах конечности, мы тем самым даем себе возможность приблизиться к непостижимому. Мы «прищуриваемся», употребляя слово «боги», в знак своего уважения к автономии этих энергий и нашего осознанного создания вымысла (англ. fiction -от лат. facere – «делать»). Так как мы используем вымыслы все время в самых разных своих дискурсах, то осознанно не признавать в них вымыслов – значит оказаться околдованными буквализмом.