Мифологические персонажи в русском фольклоре

Очень характерны песни, зафиксированные Т.А. Крюковой и Н.П. Гринковой, наблюдавших в тридцатых годах «проводы русалок» в селах Воронежской области и давших исключительно интересные, полные и детальные описания самого обряда, связанного с ним игрища, изображения русалок и т.д. В этих песнях не упоминаются русалки, несмотря на сохранность всех аксессуаров игры, ряжения и изготовления чучела русалки[252].

Неясны и скупы сведения о русалках, данные в описании «проводов русалки», наблюдавшихся в 1897 г. Кувшинниковым в Симбирской губернии, во время которых «русальщики» носили лошадиную голову, а «помелешники» и «кочерешники» кнутами гоняли «русалок». При этом пели: «Во лузях, лузях», «Лугом, лугом зеленым ехала коляска», «Как по мосту, мосту»[253]. Недостаточно точно зафиксировано и ряженье на «русальной неделе», имевшее место в Орловской губернии. Корреспондент В. Преображенский сообщал, что «пожилой мужик и баба изображают русалок, их догоняют и щекочут»[254].

Русалки – доминирующий, но не единственный женский образ среди мифологических персонажей. Разновидностью русалок в некоторых местах, например в Калужской губернии, считались опасные «святочницы». Они некрасивы, с ног до головы покрыты волосами, говорить не могут, только поют без слов и пляшут. Местопребывание их – бани и неосвященные избы. В той же губернии бытовала быличка о том, как девки в бане встретили святочниц, которые набросились на них и стали их «колупать». Спаслись они тем, что рассыпали по снегу бусы, которые святочницы бросились подбирать. Разновидностью русалки считалась и мара – страшное растрепанное существо, которое в лунные ночи гремит самопрялкой[255].

Несомненно связаны с представлениями о русалках, которые живут в поле, и рассказы о полудницах, которые были записаны на Севере. В Ярославской губернии считали, что «полудница – это красивая высокая девушка, одетая во всё белое. Летом во время жатвы ходит по полосам ржи, и кто в самый полдень работает, того берет за голову, начинает вертеть и вертит до тех пор, пока не перервется шея. Поэтому-то в самый полдень работать не следует». Сообщая эти сведения, корреспондент А.В. Балов замечал: «Впрочем, народ в это не верит, и рассказы об этом относит к бабьим сказкам»[256]. В селах северных губерний детей пугали полудницей или ржаницей – женским существом, которое ловит детей, жарит их и ест.

Имеющиеся в нашем распоряжении сказки о русалках не опровергают, а лишь утверждают положение о бедности связанной с представлениями о них русской фольклорной прозы конца XIX – начала XX в. Один из этих текстов – бывальщина, вернее, сказка «Марина-Русалка», рассказанная симбирской мещанкой и отдающая дешевой литературщиной. Из-за несчастной любви Марина бросается в Волгу. «После пошли слухи, что Марина оборотилась русалкой да по вечерам и выходит на берег. Сядет на огрудок или на конец плота и всё моет голову да расчесывает свои косы, а сама смотрит на избу, где живёт Иван Курчавый». Она стонет, охает, плачет, заунывно поет. Марина живёт в омуте, её видят с водяным, она выходит на берег лебедью, – ударяет крыльями и превращается в красавицу. С тоски Иван опускается на дно, живёт с Мариной у водяного. Под игру Ивана водяной пляшет с женами-русалками[257].

Русалка. Поволжская деревянная резьба XIX в.

В этом повествовании мы видим контаминацию мотивов былины, сказки, бывальщины – малохудожественную и безвкусную. Текст этот не может считаться типичным и его вряд ли стоит принимать во внимание при характеристике русской народной прозы о русалках. Нетипична, случайна в народном репертуаре и записанная в Горьковской области сказка «Влюбленная русалочка», являющаяся беспомощным пересказом сказки Андерсена[258].

Оба эти текста явно чужеродны в народном репертуаре. Большая часть текстов о русалках также не может считаться устно-поэтическим творчеством, но совершенно по другим соображениям. Как правило, это не рассказы о русалках, бытующие в естественных условиях, не произведения искусства слова, а сухие деловые информации, явно провоцированные вопросами собирателя или анкетой. Это – единичные высказывания, свидетельства о верованиях, о суеверных представлениях народа, бытующие не в той форме, в которой они зафиксированы. На основании этих информации можно сконструировать круг тем, сюжетов, образов быличек, но нельзя воссоздать полноправный живой фольклорный текст.

Подлинных же русских быличек о русалках записано крайне мало, несравненно меньше, чем о водяном, не говоря уже о домовом или о лешем.

Отрицать связь имеющихся в нашем распоряжении информации с быличками и бывальщинами, конечно, нельзя. И те и другие лежат в их основе. На базе бытовавших представлений, засвидетельствованных этими информациями, могли возникать и несомненно возникали повествования. Таким образом, верования стимулируют возникновение рассказов, а былички и бывальщины укрепляют верования, подтверждают поверья.