Мифология. Бессмертные истории о богах и героях

Она застала его при последнем издыхании: темная кровь струилась по белоснежной коже, взор тяжелел, глаза заволакивал туман. Афродита прильнула к губам Адониса, но он уже не чувствовал поцелуя. Как ни глубока была его рана, много глубже оказалась та, что разверзлась в сердце Афродиты. Богиня взывала к нему, хотя знала, что он не откликнется:

О, пробудись лишь на миг, поцелуй подари мне последний!
Длится пускай поцелуй, сколько может продлиться лобзанье,
Так чтоб дыханье твое и в уста мне и в душу проникло…
…хотела б я высосать сладкие чары,
Выпить любовь твою всю. Я хранить это буду лобзанье,
Словно тебя самого, раз меня покидаешь, злосчастный.
Ах, покидаешь, Адонис, идешь ты на брег Ахеронта,
К мрачному злому владыке, а я, злополучная, ныне
Жить остаюсь: я богиня, идти за тобой не могу я.
<…> Умер ты, трижды желанный, и страсть улетела, как греза;
Сохнет одна Киферея, в дому ее чахнут Эроты.
Пояс красы мой погиб. Зачем ты охотился, дерзкий?[142]

Все печалились о прекрасном юноше.

Реки оплакать хотят Афродиты смертельное горе,
И об Адонисе слезы ручьи в горах проливают.
<…> Грустный поет соловей по нагорным откосам и долам,
Плача о смерти недавней: «Скончался прекрасный Адонис!»
Эхо в ответ восклицает: «Скончался прекрасный Адонис!»[143]

Громко сокрушались хариты и мойры. Но Адонис в глубинах подземного царства не слышал их стенаний и не видел, как каждая капля пролитой им крови превращается в алый цветок.

Часть II. Легенды о любви и подвигах

I. Амур и Психeя

Легенда эта представлена только у Апулея, римского писателя II в. н. э., поэтому сохранены римские имена богов. Манерой повествования он напоминает Овидия: автор забавляется, рассказывая увлекательные истории, но нисколько не верит в них.

* * *

Было у одного царя три дочери, все красавицы, но младшая, Психея, настолько затмевала сестер, что казалась рядом с ними богиней, снизошедшей до простых смертных. Слава о ее непревзойденной красоте распространилась повсюду. Из самых дальних краев приезжали люди полюбоваться Психеей и выразить ей свое почтение, словно она и правда принадлежала к сонму богов. Сама Венера не сравнится с ней, восхищались они. Толпы желающих поклониться ослепительной красавице множились и множились. О Венере уже никто не вспоминал. Храмы богини стояли заброшенными, на алтарях лежал слой холодной золы, священные города постепенно приходили в упадок и разрушались. Все почести, прежде расточавшиеся Венере, доставались теперь обычной девушке, которой суждено было когда-нибудь умереть.

Богиня, естественно, не пожелала мириться с таким пренебрежением. Как всегда, когда ей что-то не нравилось, она обратилась за помощью к своему сыну — крылатому чаровнику, которого одни зовут Купидоном, другие Амуром (Любовью) и от чьих стрел нет спасения ни на земле, ни на небесах. Венера пожаловалась ему, зная, что он никогда ей не откажет. «Полной мерой воздай и жестоко отомсти дерзкой красоте… пусть дева эта пламенно влюбится в последнего из смертных, которому судьба отказала и в происхождении, и в состоянии, и в самой безопасности, в такое убожество, что во всем мире не нашлось бы более жалкого»[144], — потребовала она. И Амур, несомненно, исполнил бы все в точности, если бы Венера прежде не показала ему Психею, не подумав, ослепленная гневом и ревностью, что такая красота способна пленить самого бога любви. Едва Амур взглянул на девушку, сердце его словно пронзила собственная стрела. Он ничего не сказал матери — просто не мог, поскольку потерял дар речи при виде Психеи, — и Венера удалилась в счастливой уверенности, что вскоре ее соперница будет повержена.