Но это сближение не единственное. «Во французской литературе встречается много рассказов, в которых нельзя не признать стиль греческого романа или обработку романтических сюжетов из греческого мира, — говорит Гервинус. — Так, например, в романе о Раймонде дю Бусге (du Bousguet), в легендарном сборнике Бернара, во “Флоре и Бланшефлер”, в “Гильоме Английском” Кретьена де Труа, в “Parthenopeus” и родственном ему “Florimond”, который и написан был по-французски природным греком (1188)». Прибавим к этому «Jourdain de Blaivies», оригиналом которого Хофман считает византийскую повесть об Аполлонии Тирском. Но византийцы, со своей стороны, были большей частью лишь посредниками, пересказчиками восточных повестей; торговые сношения, крестовые походы были путями распространения; к ним мы присоединили еще еретическую пропаганду и широкое влияние апокрифической литературы. Пути эти должны были коснуться прежде всего южноевропейского побережья, Италии и Прованса. Не разделяя всех мнений Фориэля, мы тем менее склонны разделить то общее отвержение, с каким современная европейская наука относится к его гипотезе о первенстве провансальского романа перед французским. Цикл Карла Великого и его феодальных паладинов был слишком далек от провансальцев, и они могли принять его лишь из вторых рук, в обработке северных труверов. Но Мерлина и Ланселота, Тристана и Клижеса им нечего было искать в далеких преданиях кельтов, когда источники легенд и, может быть, самих названий были у них под руками, в восточно-византийских пересказах. Tacco называет трубадура Арнаута Даниеля автором романа о Ланселоте; свидетельство, к сожалению, слишком позднее, чтобы на нем можно было основаться; но еще Данте приписывал тому же трубадуру prose di romanzi («Чистилище». XXVI, 118)[38]
, a название gran maestro d’amor[39], которое дает ему Петрарка («Триумф любви» IV, 40), необъяснимое из лирических стихотворений Даниэля, получает смысл, если допустить, что еще в XIV в. он считался автором «Ланселота». Так заключает Диц, и ничто не мешает предположить, что Данте мог иметь под руками провансальский текст романа и читал его сам, прежде чем дать в руки Франческе и Паоло, в известном эпизоде «Ада»:Глава 6
БЛАГОРОДНЫЙ РАЗБОЙНИК
Артур — олицетворение Британии мифологической, эпической, рыцарской, идеальный правитель, покровитель страны, который в урочный час непременно придет на выручку своим соплеменникам. Однако чем дальше в прошлое уходила «эпоха первотворения», когда закладывались основы британской нации, тем «бестелеснее» и возвышеннее, тем отстраненнее делался образ Артура. А ведь национальный символ должен быть, если позволительно так выразиться, символом «из плоти и крови», «ангельская природа» ему противопоказана (кстати сказать, даже в христианском универсуме национальными символами становились, как правило, святые и угодники, но не Божество — вспомним, к примеру, Георгия Победоносца или Николая Угодника, ирландского святого Патрика или валлийского Давида). Иными словами, Артуру потребовалось найти «заместителя», способного нести национальную идею. И таким «заместителем» оказался Робин Гуд.
В биографии любого легендарного персонажа обязательно присутствуют некое обстоятельство или некая характеристика, отличающие его от простых смертных. Для Робин Гуда таким обстоятельством стало его рождение — он был рожден в лесу. Баллада гласит: