Мифология. Фантастические истории о сотворении мира, деяниях богов и героев

Так пополнился новыми восточными элементами миф о золотом веке, заимствованный греками с Востока еще в архаический период. Римляне же по праву считали этот миф греческим преданием, восходящим к Гесиоду. В период гражданских войн и после них угнетенные слои рабовладельческого общества, а также многие представители господствующего класса, чувствовавшие непрочность своей власти, находили утешение в этом мифе, обновленном восточными заимствованиями. Гесиод со своей крестьянской рассудительностью понимал, что время, в которое он живет, — это жестокий железный век и у людей много горя, но вместе с горем боги дают и блага. Полный упадок, самая низшая ступень моральной распущенности у Гесиода выступают лишь как предвестие будущего; он считает также чудесным знамением будущего, например, то, что люди могут рождаться с седыми волосами. Окончательное падение человечества у Гесиода — это признак того, что век, в котором он живет, приближается к концу и будет сменен другим, как когда-то век золотой был сменен серебряным. Римский поэт эпохи мирового господства Рима Овидий в начале империи в своем веке видел выражение полного упадка и воплощение зла. Он не разделял надежд тех современных ему поэтов, которые провозглашали близкое наступление нового золотого века. Хотя Гесиод и признавал возможность возвращения к изначальному счастью, он со вздохом говорил о настоящем (железном веке). По его мнению, вряд ли стоило в это время жить. Лучше было бы или раньше умереть, или позже родиться. В последний период гражданских войн и в период принципата Августа многие утешали себя верой в возвращение золотого века после полного крушения мира. Наступление золотого века Вергилий связывал с рождением чудесного младенца; в этом отношении он испытывал влияние мессианистических пророчеств Востока, переданных поздними Сивиллиными книгами, и влияние пастушеской поэмы Феокрита о рождении Геркулеса. Впоследствии люди, жаждавшие мира после кровопролитных войн, ожидали возвращения золотого века от каждого нового императора. Льстецы же, ни в коей степени не считаясь с фактическим положением вещей, прямо объявляли императоров людьми, установившими золотой век. Поэтому в каждом новом императоре видели «нового Геркулеса», того Геркулеса, которому мудрый Тиресий предрек, что он установит такой мир на земле, когда волк не будет трогать серну.

Несомненно, что один из величайших поэтов Рима, Вергилий, не ведая того, способствовал обожествлению императоров, подготовке так называемого императорского культа. Именно в этом смысле были использованы его пастушеские поэмы, в особенности четвертая эклога, где говорится о рождении чудесного младенца. Впрочем, важную роль в возрождении мифа о золотом веке сыграла и сицилийская пастушеская поэзия. Свою лепту в подготовку императорского культа внес обширный эпос «Энеида». Вергилий, излагая историю спасения Энея, его скитаний и прибытия в Лаций, замечает, что прорицания, полученные Энеем, и украшения на щите Энея уже предсказывают будущее: правление семьи Юлия, происходящей от Энея, а также правление приемного сына Юлия Цезаря — Августа, установившего золотой век. Христианство также по-своему понимало мир в период Августа: церковная литература видит проявление сущности Иисуса Христа также и в том, что он захотел, чтобы его рождение было озарено светом мира. Но христианская легенда уже с иронией относится к тому, что Август, император-язычник, мог установить вечный мир. Как гласит эта легенда, Аполлон предсказал, что мир Августа будет существовать до тех пор, пока дева не родит сына. Ясно, что мир будет существовать вечно, говорили римляне и поставили алтарь «вечному Миру», который в ночь рождения Иисуса развалился. Но поскольку этот алтарь (Ага Paris) был действительно выстроен, он представлял собою создание римского классического искусства, конгениальное поэзии Вергилия. С другой стороны, легенду о золотом веке ничто не могло исказить более, чем применение ее символов после окончательного падения Римской республики официальными льстецами для восхваления самых кровожадных деспотов. Впоследствии же церковь, союзница феодалов, использовав христианско-евангельский вариант этого мифа, смогла выковать новые цепи для сознания угнетенных и эксплуатируемых трудящихся.

Кибела

В окрестностях Трои, на горах Диндиме и Кибеле, а также на прекрасной Иде, омытой источниками, любила жить Мать Богов. Когда же Эней перенес Трою на италийские поля, богиня также чуть было не последовала за кораблями, перевозившими святыни. Но она поняла, что еще не пришло время для того, чтобы Рок потребовал ее божественного присутствия в Лации, и поэтому осталась в прежних местах.

По прошествии длительного времени могущественный Рим насчитывал уже пять столетий своего существования, и, когда он возвысился над покоренным миром, жрец заглянул в Сивиллины книги и прочел там следующее:

— Недостает Матери: отыщите Мать, римляне! А когда она явится, примите ее с чистыми руками!