Мифология. Фантастические истории о сотворении мира, деяниях богов и героев

Повернулся полюс мира, и в начале пути звезды написали в небесном календаре имя Стилихона[81].

Миф и сказка

После поэтов золотого периода римской литературы, века Августа, классическая мифология, опирающаяся на живое предание, остающееся во всей его изменчивости верным себе, выступает перед нами уже только в исключительных случаях. Сначала общий кризис рабовладельческого общества поколебал основы того отношения к действительности, того признания величия человека, которые нашли выражение в мифах. А затем церковь объявила войну — номинально «языческим богам», а в действительности — свободе человеческого сознания и любви к жизни. Но продолжают жить как самые выразительные образы, поистине принадлежащие сокровищнице всех европейских языков, такие выражения, как «титаническая борьба», «борьба гигантов», «муки Тантала», «сизифов труд» и т. д. Такое естественное применение мифологических образов сложилось уже у поэтов и ораторов поздней Античности.

Но для дальнейшего существования мифов имеется еще одна возможность. В эпоху Средневековья в ходе развития европейского общества исчезло мифологическое отношение к природе, характерное для греческого искусства. Такое отношение исчезло вовсе не вследствие действительного господства человека над силами природы, а вследствие того, что потребовалось безусловное признание чудес, заменивших мифологическое восприятие законов природы. Кроме того, церковь своей строгой регламентацией положила предел свободному использованию в литературе и искусстве сокровищницы образов и представлений, мифологических по своему происхождению, тогда как античные религиозные институты допускали это по отношению к поэтам и художникам, развивавшим далее мифологию. Следовательно, миф мог продолжать свое скрытое существование лишь в областях, слабее контролируемых церковью, прежде всего в народной сказке, затем в легендах, лишь внешне перекрасивших мифологические предания с введением христианства. Нередко мифы использовались еретическими движениями, народными по своему характеру. Уже греческая философия с презрением именовала сказками поэтические предания о богах. Собственно говоря, отсюда, из употребления этого слова греческими философами, ведет свое происхождение термин миф, означавший первоначально «слово», «речь», «беседа», «сказка». Именно это словоупотребление свидетельствует о том, что в период расцвета греческой мифологии «миф» и «сказка» были не полностью тождественные понятия. В мифе в большей степени проявляется соблюдение законов действительности, к сказке же примешивается юмор, легкомыслие, игривость. Уже в старое время замечалось влияние мифа на сказку и наоборот. В соответствии с этим появлялись переходные формы. Естественно, что не из всякого мифа вырастала сказка, так что нельзя утверждать, что каждая сказка была когда-то мифом, но несомненно, что были мифы, ставшие еще в древности сказками. Так, образы старой мифологии, оттесненные на задний план олимпийской мировой системой Гомера (циклопы, Кирка и др.), продолжают жить в «Одиссее» как мотивы сказок. Сам Гомер со своим высокохудожественным чутьем указывает косвенно на это обстоятельство, вкладывая истории об этих персонажах в уста Одиссея, «человека, пришедшего издалека». Он также резко отделяет эти истории от греческих песен, исполнители которых в сильной степени претендуют на подлинность содержания песен.

Но, конечно, все это вовсе не позволяет нам считать сказку вообще и при всех обстоятельствах лишь продуктом разложения мифов, утративших свою подлинность. Следует считаться со специфическими особенностями складывания сказок уже в древние времена. Мотивы аттической народной комедии дают особенно яркое представление о «народной сказке» как характерном эпическом произведении класса крестьян. С другой стороны, законы, определяющие структуру сказки, — трехчленное деление и кое-что другое в этом направлении — говорят о связи ее не только с крестьянскими рассказами. Большая часть сказок сложилась в устной передаче рассказов, не связанных формой, как свободная импровизация, внутри лишь формальной схемы, что одновременно и ограничивало и облегчало рассказ. Поэтому сказки могли принимать — в большинстве случаев до «окончательного» их выражения поэтами — форму мифов. Во всяком случае, целый ряд мотивов народных сказок, а также структура народных сказок свидетельствуют, что творения фантазии трудового народа попали в число генеалогических преданий, характерных для господствующего класса. В качестве примера укажем на роль самого младшего царского сына и царицы, пекущей хлеб, в сказании о Пердикке. Следует считаться со «сказками нянюшки», игравшими роль уже в самые древние времена. В этом значении выступают и «сказки бабушки» — греческие graodes mythos и римские anilis fabula. Они могли служить прежде всего для утешения, убаюкивания детей, для их развлечения. (Уже в IV веке до н. э. Платон, ссылаясь на восприимчивость детей, хотел узаконить их выборы в государственные органы.)