Мифология. Фантастические истории о сотворении мира, деяниях богов и героев

Обрадованный Делос отвечал ей, что, конечно, хотел бы, но вот что его беспокоит: «Ты говоришь, Латона, что твоим сыном будет бог беспредельной силы. Будет ли он удовлетворен таким маленьким островом, как я? Не будет ли он презирать мою каменистую, голую землю? Я боюсь, что он столкнет меня могучей ногой в глубь морских волн и поищет себе другой родины, где можно возвести храм среди тенистых деревьев. А на мне, в воде, найдут приют только черные тюлени». Но Латона поклялась:

— Так пусть же услышит небо и земля и текущие в подземном мире воды Стикса — большей клятвы не знают боги, — что здесь навеки будет воздвигнут алтарь Феба-Аполлона, здесь будет священная роща, и люди на всех других островах будут восхвалять тебя.

Делос успокоился. Он радовался уже до рождения Аполлона и тепло принял Латону. И Латона ждала ребенка на Делосе. Все богини были с ней: Диона, и Рея, и Фемида, которая всему белому свету несла справедливость, и Амфитрита, богиня шумного моря, а также и многие другие богини. Только белорукая Гера находилась вдали, а с ней и Илифия, потому что ревнивая Гера скрыла от нее рождение Аполлона, так что она, ни о чем не догадываясь, сидела на высоком Олимпе под золотыми облаками. Но богини отправили за ней легкокрылую посланницу Ириду, наказав ей, чтобы она осторожно, без ведома Геры, снеслась с Илифией, ведь они знали, что иначе Гера тоже пустится в путь. Ирида так и сделала и, как распорядились богини, пообещала Илифии прекрасное, со всех сторон отделанное янтарем, золотое ожерелье, девяти дюймов в длину, лишь бы Илифия поспешила на Делос. Илифия согласилась, и теперь они уже вдвоем отправились в обратный путь и, как испуганные голуби, быстро летели, рассекая крыльями воздух. Когда приносящая благословение детям Илифия достигла Делоса, на склоне горы Кинт у корней пальмового дерева уже родился Аполлон. Земля улыбалась под ним, а богини ликовали от радости. Богини нянчили, омывали Аполлона, пеленали его снежнобелым полотном и золотыми лентами. Он не плакал, требуя молока, как другие дети. Его бессмертные уста богиня Фемида смазала нектаром и сладостной амброзией. Как только Аполлон отведал пищи богов, он сейчас же начал вертеться, маленькой, но сильной ногой сбросил с себя пеленки, разорвал также и золотые ленты и с веселыми словами обратился к богиням:

— Вот и я пришел к вам! Я буду богом лиры и изогнутого лука, я буду богом прорицаний, буду сообщать людям неизменную волю Зевса.

Так сказал златокудрый Аполлон и тотчас же начал свое шествие по земле Делоса. Богини изумлялись, удивлялись, а счастливый остров, как только почувствовал на себе бога, сразу расцвел блестящими золотыми цветами[37].

Дафна

Первая любовь Аполлона — Дафна была дочерью речного бога Пенея; ее не какая-нибудь случайность, но ярость безжалостного Эрота привела к Аполлону.

Делосский бог, преисполнившись гордости после победы над драконом Пифоном, увидел бога любви, который натягивал свой изогнутый лук.

— Шалун, что ты делаешь с оружием героев? — спросил он его. — Такое оружие более подходит к моему плечу, я могу верной рукой с помощью лука ранить дикое животное или врага; я тот, кто только что убил стрелой Пифона, он, как чума с раздутым телом, покрывал собой сразу столько земли! Вот я свалил его бесчисленными стрелами! Довольствуйся твоим факелом и радуйся, если им можешь чуть-чуть разжечь пламя любви, но не покушайся на мою славу стрелка.

Сын Афродиты только засмеялся:

— Твоя стрела, Феб, попадает во всякого, а моя попадет в тебя.

Сказал и проворно рассек крыльями воздух, сразу же оказавшись на тенистой вершине Парнаса. Там он вынул из колчана две стрелы. Одна из них заканчивалась крючковатым и блестящим острием, другая была тупа, и ее стержень был отягчен свинцом. Одна — будила любовь, другая — гнала любовь. Последней он выстрелил в нимфу реки Пенея, а первой пронзил Аполлона до самого мозга костей. Аполлон почувствовал любовь к Дафне. Но едва лишь услышав слова любви, нимфа бежала. Только мрак леса и охота с ее добычей радовали ее, деву, желающую сопровождать Артемиду; она и волосы свои просто подвязывала лентой. Много раз просили ее руки, но она отказывала просителям, не хотела знать мужа и искала только глухих рощ.

Ее отец напрасно ждал себе зятя и внуков, она и слышать не хотела о свадебном факеле; если заходила об этом речь, ее красивое лицо покрывалось стыдливым румянцем. Заискивающе охватив руками шею отца, она иногда просила позволить ей последовать примеру Артемиды. Пеней соглашался, но согласия не давала ее собственная красота. Феб, лишь только увидел Дафну, воспылал к ней горячей любовью. Как вспыхивает легкая солома или подобно тому, как воспламеняется придорожный плетень от факела, брошенного путником на рассвете, так вспыхнул бог, так загорелось у него в груди, и огонь его любви питала надежда. Он глядел на локоны девушки, свободно ниспадавшие на шею, на ее глаза, сиявшие, как две звезды, на ее руки и кисти рук, но быстрее легкого ветерка она убегала и не останавливалась, и напрасно звал ее Феб: