Мифология «голодомора»

18 мая 1928 года в докладе «На хлебном фронте» Сталин приводит выкладки советского экономиста, члена коллегии ЦСУ B. C. Немчинова. Согласно им, до 1917 года более 70 % товарного хлеба (то есть идущего не на потребление самих крестьян, а на продажу) давали крупные хозяйства, использующие труд наемных работников — те самые 18 тысяч помещичьих хозяйств размером больше 500 десятин. В 1913 году в них было занято 4,5 млн человек. Остальной товарный хлеб давали крупные крестьянские хозяйства, возникшие, в основном, по не знавшим крепостного права окраинам и отчасти после столыпинской реформы. Их было, по разным оценкам, от 5 до 25 % всех хозяйств (если считать товарным хлебом микроскопические «излишки» в несколько десятков пудов). Прочая деревня, в лучшем случае, кормила себя, а большей частью, заработав неизвестно где и неизвестно как, хлеб покупала. К 1913 году в России насчитывалось, по разным данным, от 13,5 до 20 млн крестьянских хозяйств. Получается, что 10–15 миллионов из них, или 80 миллионов человек, для экономики попросту не существовали. Они по весне выезжали на поля, летом собирали урожай, они дышали, жили, рожали детей в некоей малопонятной внеэкономической реальности, самозамкнутой и безысходной. Уткнувшись в эту реальность, реформа остановилась.

Глава 8 Англо-саксонский вариант. перезагрузка

Частичный успех реформы 1861 года позволил России снабжать продовольствием города (а что удивляться — численность городского населения не дотягивала и до 20 %) и даже «кормить Европу», то есть вывозить хлеб. Если вынести за скобки 80 миллионов выпавших из экономики аутсайдеров, то получается очень даже неплохое соотношение: 70 млн населения, 30 млн горожан и 40 млн «производящих селян» — все условия для дальнейшего успешного развития державы. Но 80 миллионов, положение которых все ухудшалось, не давали расслабиться безмятежно. Кушать французские булки они вроде бы и не мешали… Это как виноградник на вулкане: почва отличная, урожаи выше всяческих похвал, но все же некоторый дискомфорт ощущается. И не поймешь почему: ну земля теплая, ну дрожит иногда, но так ведь было всегда. Или нет?

К началу XX века вулкан явно стал просыпаться. Крестьянские волнения начались еще в 1902 году, а когда в 1905-м поднялись города, в деревне полыхнуло уже по-настоящему. Причем, в отличие от достаточно хаотичных рабочих волнений, мужики действовали организованно и «по понятиям». По тем понятиям, которые шли еще от докрепостной Руси. Началось все с самовольной запашки помещичьей земли, барские права на которую крестьяне не признавали никогда, и с порубок лесов. По мужицким понятиям, леса были «Божьи», находиться в частной собственности просто не могли, и сельские жители не понимали, почему они должны страдать от отсутствия дров, если лес — вот он! Затем пришла очередь имений, которые начали грабить — если такое можно назвать грабежами. Тут на память приходит скорее слово «реквизиция».

Крестьяне собирались деревнями по набату, приходили с телегами, увозили из имений запасы зерна и кормов. Ни самих помещиков, ни их личную собственность не трогали. Вывезенное делили «по едокам», как и было принято в общине. Если им не мешали, этим все и ограничивалось, но, наталкиваясь на сопротивление, мужики начинали жечь дома, ломать мебель, уничтожать скот. Крестьяне открыто заявляли, что их цель — выкурить помещиков, что они помнят обиду 1861 года и мириться с ней не собираются.

Вторая стадия крестьянской революции началась после «Манифеста 17 октября». Манифест либералы из верхушки общества выдавливали из правительства для себя, у них и в мыслях не было, что еще кто-то, кроме них, захочет воспользоваться его плодами. И вдруг по стране одна за другой начали появляться стихийные крестьянские «республики».

Марковская республика: Дмитровский уезд Московской губернии. Образована сельским сходом, президентом избран сельский староста Бурышкин, а де-факто управляет местный комитет Крестьянского Союза, состоящий из пяти человек. Первое и главное, что они делали, — строго контролировали арендные платежи, поскольку плата за аренду земли в малоземельной Московской губернии была очень высока. В июле 1906 года полиция вошла на территорию «республики», староста-президент был арестован, крестьянские органы власти мгновенно исчезли, испарились, словно их и не было. Община — осталась, и накопленный ею опыт тоже никуда не делся.

В Сумах в ноябре 1905 года крестьяне запретили в своей волости торговлю землей и взяли в коллективную собственность местный сахарный завод. Отделение Крестьянского Союза установило собственную власть, сместив царских чиновников, ввело свои суды, издавало газету, организовало вместо полиции крестьянскую дружину.