У Гомера всю эту область теогонии мы находим уже на стадии заключения Кроноса вместе с прочими Титанами в Тартар, причем из Титанов названы Кронос и Иапет (§ 25 а), а относительно Океана и Тефии мы уже знаем, что Гомер ставит их выше всего, т. е., очевидно, и выше Титанов («История», § 1—4). У Гесиода названо уже 12 Титанов в качестве непосредственного порождения Урана и Геи («История», § 8 а). Тут кроме Океана и Тефии мы имеем прежде всего Гипериона и Фейю, пару, связанную как–то с светилами, потому что от нее родятся Солнце, Луна и Заря (Theog. 371—374, «Эфир и Небо»). Далее идут Крий и Еври–бия, от которых — Астрей, Паллант и Перс (Theog. 375—377), а в дальнейшем — Ветры и Люцифер (Theog. 378—382, «Воздух»). Далее — Кой и Феба (Theog. 404—410), родители Латоны и Астерии; две благоуветливые титанки Фемида и Мнемосина, которые рождают от Зевса: одна—Ор («Зевс и Гера», § 7 а), другая — Муз («Зевс и Гера», там же); и наконец, самые главные Титаны, это — Кронос и Рея (Кронос, кроме того, самый последний сын Урана и Геи). Потомство Титанов перечислено также у Аполлодора (§ 26 а) с прибавлением Дионы, как и у орфиков (§ 30 b).
У Гесиода подробно рассказана вся история Кроноса: оскопление им отца («История», § 9), овладение царством и последующее поглощение им своих собственных детей («История», § 11), нападение на него Зевса (так наз. титаномахия) и низвержение его вместе с прочими Титанами в Тартар («История», § 15). Таким образом, история Кроноса у Гомера и в «Теогонии» Гесиода кончается на одном и том же этапе.
По крайней мере до III в. до н.э. Кронос и Титаны после эпоса не имели решительно никакой популярности (о циклической «Титаномахии», к сожалению, мы почти не можем судить конкретно; ср. EGF, р. 5—8 Ю.). Они были оттеснены более человеческими и более яркими Гигантами (см. ниже). Однако постепенно назревало и новое отношение к Кроносу — в среде орфиков и пифагорейцев, — которое мы находим уже у Пиндара (§ 27 a, d) и Эсхила (§ 27 b): Зевс примиряется с Титанами и освобождает их, а Кронос царствует на островах блаженных вместе с лучшими героями. Это и зафиксировано в «Трудах и днях» Гесиода, в стихах, внесенных сюда, вероятно, в это позднейшее время (§ 27 с). В «Освобожденном Прометее» Эсхила из этих Титанов даже состоит хор трагедии. Золотой век всеобщего счастья и равенства стал пониматься как век Кроноса, о чем говорили и праздники Кронии у греков и Сатурналии у римлян. Вместо изображения его (в комедии) как старомодного и апатичного старика (откуда пошло и название Cronicon, — Arist. Plut. 581, Alexis., frg. 62 CAF) его рисуют теперь вечно молодым и безбородым. Вместо какого–то малопопулярного, вполне земного царя крайнего Запада, живущего не на Олимпе, но в обыкновенном царском дворце, и вместо плоских евгемеризмов Диодора Сицилийского (§ 281, т, п) мы находим роскошное и глубокое мифологизирование о Кроносе как о той ступени теогонического процесса, когда безраздельная и бесконечная творческая мощь зацветает знанием и самосознанием, когда данный сам по себе, объективно–предметно (или, как тогда говорили, «умопостигаемо»), Фанет превращается в самосознающего («умозрительного») Кроноса. Особенно рельефно эта мифическая диалектика дана в текстах § 31 а, b. Очень важны символические толкования в § 32 а, b. Тут же мы находим среди Титанов, между прочим, Фор кия (который, по Hes. Theog. 237, — сын Понта) и Диону (§ 30 b) и толкование Реи как женского принципа данной теогонической ступени (§ 34 с—f). Для полноты обзора необходимо отметить, что мы встречаем еще довольно много материалов о связи Кроноса с влажной, холодной и текучей стихией (§ 35 а, b), относительно специфического значения планеты Сатурн (см. «Эфир и Небо») и отождествления у древних Кроноса с семитическими Эль, Бель и так наз. Молохом (интересные материалы об этом завели бы нас далеко в сторону). Отождествление его с Chronos (Временем) нам уже встречалось, причем, несмотря на подозрительную (для нас) этимологию, эти два имени упорно объединялись в известных кругах; при этом, несомненно, действовало представление о всеохватывающей силе времени, где причудливо объединялись образы предмирного Дракона, колесницы (и, по–видимому, колесницы Солнца), самого Солнца и космогонического Геракла (§ 36 а—d), включая отмеченную выше стихию текучести, холода и влаги. Этот сложный миф о Кроносе требует философской и историко–филологической расшифровки; и мы ограничиваемся здесь только приведением фактов. (Между прочим, специфическая связь Кроноса с Гераклом ясно видна из рассказа Dion. Hal. I 38, где описывается благосостояние Италии под властью Кроноса и указывается, что прежние человеческие жертвы были уничтожены Гераклом, введшим здесь чистый культ Сатурна.)