Мифы Чернобыля

Евгений Павлович Велихов, который приехал 2 мая в Чернобыль, обратился с вопросом к Курчатовскому институту со знаменитым явлением, так называемым китайским синдромом: может ли топливо в разрушенном реакторе проплавить все конструкции и уйти в землю. И в мае месяце наша группа занималась оценками, а что может быть, и может ли быть такое? Буквально через два дня мы получили первый ответ. Дальше нужно было понять, как это перевести на язык реальных физических процессов. С тем чтобы считать топливо, окруженное конструкциями, бетоном, железом, находящееся в непонятном состоянии, поскольку не ясно вообще было, как оно там все разложилось. Ну, и через 5 дней мы пришли к ответу, за который нас потом долго критиковали, что вообще-то, на самом деле, это возможно. Хотя в майском отчете были написаны другие слова: потенциально возможно, хотя очень маловероятно.

Вообще-то, механизма теплосъема собственным излучением хватает для того, чтобы топливо застыло. Но, во-первых, возможны всякие обрушения из-за этого же тепла. А если тепло чего-то закрыть сверху, будет "утюг". Если закрыть со всех сторон, то поверхность теплопроводящая начнет, на самом деле, плавить дальше.

Потом должен был делаться саркофаг. Если заливать топливо бетоном, опять закрываются тепловыделяющие материалы, опять все начнет греться. Из всего того, что послушали тогда руководители Средмаша — был такой Попов Александр Николаевич, уникальный, конечно, мужик, который командовал строительным комплексом в Минсредмаше, — так ему поручили, по сути, всю организацию работ по ликвидации последствий. Это и бетонные заводы, и проект саркофага. Были люди, которые говорили, что все это невозможно. И все это обсуждалось на высоком уровне, но в конце концов Александр Николаевич сказал, что если есть малейшая опасность, то, конечно, будем делать защиту. Тогда была придумана плита-ловушка, которые шахтеры устанавливали под "четвертым блоком". Все делалось "с колес". Условно говоря, в шесть утра наши вычислители получали очередные ответы, и дальше мы, теоретики, шли осмысливать их, ставили им новые задачи, они тестировались. Причем запустили две команды параллельно, потому что приходилось с такой скоростью делать работу, с которой мы, вообще говоря не специалисты, не могли. И ошибка могла быть элементарной. И тогда на независимых двух машинах, на БСМ-6, тогда очень приличные машины вычислительные, и на С-10-60, две независимые команды наших вычислителей считали одну и ту же задачу. Разными методами вычислительными и т. д., и т. д. Если результаты сходились, значит, у нас не было сомнений, что расчетные программы они считают правильно. То есть если теоретически заложено правильные предпосылки, то и… Даже эксперимент успели раскрутить тогда, тоже очень нетривиальный. С помощью мощного лазера, который был в филиале Курчатовского института, подавалось излучение внутрь вольфрамовой бомбы, как мы ее называли, и все это в песке соответственно разогревалось, датчики были расставлены. Смысл эксперимента — увидеть, что расчетные средства, наши программы, считают правильно. С тем чтобы хотя бы одну точку иметь, что все, что мы заложили в физику, все вычислительные алгоритмы — они реальность описывают, а не только то, что у нас в голове.