Мифы Древнего Египта

После этой строфы текст явно испорчен, в нем несколько очень затемненных предложений, приблизительное значение которых, похоже, таково: «Ты не (?) удалился, так как (?) существовал твой глаз, (который?) ты создал для (?) них, чтобы тебе не видеть радости (?)». И затем текст продолжается, превращаясь в персональную молитву.

Ты в сердце моем
И нет другого, познавшего тебя,
Кроме сына твоего, Неферхепрура, единственного у Ра,
Ты даешь сыну своему постигнуть предначертания твои
и мощь твою[710].
Вся земля во власти твоей десницы,
Ибо ты создал людей;
Ты восходишь – и они живут;
Ты заходишь – и они умирают.
Так время их жизни,
Они живут в тебе[711].
До самого захода твоего все глаза обращены к красоте
твоей;
Останавливаются все работы, когда заходишь ты на западе.
Когда же всходишь, то велишь процветать
(всему хорошему?) для царя,
Спешат все ноги с тех пор,
Как ты основал земную твердь[712].
Ты пробуждаешь всех[713] ради сына твоего
Исшедшего из плоти твоей,
Для царя Верхнего и Нижнего Египта,
Живущего[714] правдою, Владыки Обеих Земель,
Неферхепрура («Лучшего из форм солнца»),
Единственного у Ра,
Сына Ра, живущего правдой,
Владыки венцов Эхнатона, великого, —
Да продлятся дни его! —
И ради великой царицы, любимой царем,
Владычицы Обеих Земель,
Нефернефруитен, Нефертити, —
Да живет она, да будет молода она во веки веков.

Перевод М. Коростовцева под ред. С. Маркиша

Существуют более короткие гимны и молитвы того же периода, обычно сокращенные из длинного гимна, который мы только что процитировали[715]. Все они имеют тот же характер. Они следуют современному лирическому стилю поэтического описания, рисуя природу с ежеминутным наблюдением мелких деталей, но они скудно представляют религиозную мысль, которую невозможно найти в более ранней литературе. Вероятно, почти так же они были написаны о солярных божествах предшествующих поколений.

Рис. 217. Молитвенная стела с символами слуха

Реакция, возникшая после смерти Аменхотепа IV, восстановила повсюду старые формы и имена божеств и даже стремилась придать им большее значение, чем прежде. Легко было уничтожить наследие фараона-еретика, поскольку его недолговечная реформа нигде не проникла в массы. Если реформация оставила свой след, то лишь в том, что стиль религиозной литературы не возвратился более к сухому формализму, который превалировал до Нового царства. Более теплый, глубоко набожный тон сохранился, и это делалось безнаказанно, так как стиль этот, строго говоря, возник до начала еретического движения, он имел предшественников задолго до времени Аменхотепа IV. Этот лирический личностный тон[716], кажется, даже усиливается в XIX и XX династиях, так что почитание древних божеств стало в конце концов не совсем таким, как в дни предков, и произошло это совершенно независимо от пантеистического синкретизма ученых. В текстах заметна возрастающая тенденция к отходу от формализма в почитании богов, они пропагандируют личную преданность божеству. Ударение делается на том, что бог любит человека, не только человеческий род, но каждую личность, даже самую униженную. Даже животные являются объектами его отеческой заботы. Там, где более древняя поэзия восхваляла исключительно божественную власть и взирала на нее только с благоговением, теперь описывается доброта богов к бедным и сирым. Больной, сирота, вдова и несправедливо обвиненный не будут тщетно молить об избавлении от несчастья. На такую отцовскую любовь следует отвечать взаимной любовью людей к богу, поклоняться ему и почитать его. В текстах нет ясных формулировок, что одни жертвоприношения и обряды не могут спасти человека. Однако мудрый Ани[717], который, кажется, жил в конце XVIII династии, по крайней мере, осуждает веру в то, что громкие формальные и продолжительные молитвы подтолкнут бога исполнить просьбу своего почитателя.