Этому возвышенному взгляду молящегося мы можем противопоставить стелы того же времени, которые воздвигали паломники и на которых рисовали сначала одну пару ушей, чтобы выразить призыв: «Может, господь услышит мои мольбы!», а затем умножали эти символы, чтобы показать, сколь интенсивно их желание обратить на себя внимание божества, как в приведенном отрывке, надпись которого читается: «Взываю к душе (ка) Пта, владыки суда, великого и могущественного, который услышит молящегося!»
Другие прогрессивные мыслители ушли еще дальше от формализма, горячо выражая молчаливую униженную мольбу сокрушающегося сердца. Так, мы читаем[720]:
Это не означает, что человек не должен почитать богов, восхваляя их, так как он должен постоянно возвеличивать их перед людьми.
Мудрый Ани, конечно, не мог уничтожить весь формализм, так как в его «Максимах» мы читаем[723]:
Божества ожидают не только любовного почитания, но также повиновения их нравственным требованиям; если эти требования нарушают, вскоре, как наказание, виновного постигнет несчастье.
В раскаянии человек, который, вероятно, нарушил клятву, данную богу-луне, воздвиг стелу как признание своего греха[726]:
Похожий случай описан более патетически[728]. Человек ослеп, приписал свое несчастье нарушению клятвы, совершенному им, и умолял бога о прощении в следующих словах: