Мифы и факты русской истории

В литературе Марина Мнишек стала одним из самых популярных персонажей Смутного времени. В 1996 г. в журнале « Москва» была опубликована повесть Л.И. Бородина «Царица Смуты». Автор выбрал заключительный период жизни Марины — от Астрахани до московской темницы. Такая стратегия позволяет Бородину лепить свою героиню независимо от влияния образа Марины из трагедии Пушкина. Бородин не отрицает пушкинскую Марину, но со времени сцены у фонтана прошло девять лет, и новая, взрослая, Марина неизбежно отличается от юной гордячки, беседовавшей с самозванцем. Теперь она глубоко религиозная женщина, уверенная, что Господь предназначил ей особую миссию — избавить народ московский от «русинской ереси, не по чести православием именуемой», и обратить его в «лоно римской церкви». Вместе с тем в Марине появилась женщина: «Она ли не горда, она ли не владычица своих чувств, а вот поди ж ты, привязчива чисто по-бабски». Второй самозванец был ей противен, но «не заметила, как привязалась. И голову его отрубленную готова была руками обхватить от нежности, которая откуда только взялась».

Одним из удачных мест повести является сцена, когда сидящая в темнице Марина перестает верить, что Романовы пощадят ее сына. Для нее это значит утрату поддержки Бога. В отчаянии она вопрошает посетившего ее монаха:

«Ты — монах. Обряды наши разны, но Господь Бог-то един. Можешь ли подумать, что муку терплю зря по Его воле, что воля Его всего лишь потеха надо мной? — Кроме Его воли, ещё и другая воля есть... — Не смей! — из последних сил шепчет Марина и в изнеможении откидывается спиной на сырой камень стены. Не видит креста и не слышит тихой молитвы однорукого чернеца».

«Царицу Смуты» очень хвалил А.И. Солженицын, написавший о повести небеспристрастную статью. В 2002 г. Бородин был награжден литературной премией Александра Солженицына.

Роман Н.М. Молевой «Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси» (2001) изобилует обширными выдержками из летописей и записок современников. Многочисленные отступления посвящены событиям предшествующего XVI в. Перегруженность прошлым тормозит интригу и делает повествование вялым и прерывистым. Образы схематичны: о Марине понятно лишь то, что она патологически честолюбива и модница. Удивляет, как автор, — доктор исторических наук, обращается с историей. Писатель может принять версию, что царевич не погиб в Угличе, но писать, что Дмитрий обучался в Академии князя Острожского (а не в школе у ариан в Гоще) и был по-европейски образован (а не подписывался in perator), — значит искажать факты.

Поражает описание внешности Дмитрия — чёрные, стоящие торчком волосы (хотя он был русый) и две бородавки на губе (а не на лбу и возле носа под глазом), и отрицание его любви к Марине, доказанной самим фактом его женитьбы. Добавлю, что полководец Ян Сапега — не литовский канцлер (им был его троюродный брат Лев), что второй Лжедмитрий не виновен, что не заботился о сыне (его убили за месяц до рождения мальчика), и что Беата — не бесприданница и не племянница князя Острожского (племянницу звали Елизавета, и была она богатейшей невестой), а ее мать — католичка и недруг князя. Критику можно продолжить, но и так ясно, что труд Молевой не заслуживает доброго слова. Следующий её роман, «Марина Мнишек: Царица Смуты» (2009), не лучше предыдущего.

Развлекательные романы не обязательно попирают историю. Пример тому книги «нижегородского Дюма» — Е. А. Арсеньевой. В ее повестях о Марине Мнишек — «Престол для прекрасной самозванки» (2002) «Царица без трона» (2002), «Самозванка, жена самозванца (Марина Мнишек и Лжедмитрий I)» (2003), «Мимолетное сияние» (2003), «Сбывшееся проклятье» (2007), «Недостижимая корона (Марина Мнишек, Польша — Россия)» (2007), «Пани царица» (2008), — текст целыми кусками переходит из книги в книгу, зато мало исторических искажений. Автор даст простор воображению, когда молчит история. Арсеньева допускает, что первый «Дмитрий» был царевичем, и позволяет Марине проклясть влюбленного Скопина-Шуйского, но всё это лежит в «серой зоне», где нет фактов или они противоречивы.

Даже превращение Юрия Отрепьева во второго «Дмитрия» — в пределах допуска возможного.

Образ Марины правдоподобен. Она борется за престол не только из честолюбия, но и из желания свести с царства узурпатора Шуйского, сломавшего ее жизнь. Не чужды ей увлечения, но здесь автор отступает от исторической правды. Арсеньевой трудно допустить, чтобы Марина привязалась или даже полюбила второго «Дмитрия» — личность в её представлении отталкивающую. Зато автор не против, чтобы Марина увлеклась красавцем-казаком Иваном Заруцким. От Заруцкого у неё рождается ребенок. Здесь новое отступление от истории: у Арсеньевой, как и у Молевой, второго «Дмитрия» убивают после рождения Мариной сына. Всё же у Арсеньевой меньше ошибок, чем у Молевой, и её книги — не худший случай развлекательной исторической литературы.