После Нумы Помпилия, согласно рассказам древних историков, Римом правили Тулл Гостилий и Анк Марций. Вся совокупность сообщений о них создает впечатление, что оба они выдуманы, чтобы заполнить пустоту в римской истории между Нумой Помпилием и царями этрусского происхождения, с которыми были связаны наиболее впечатляющие легенды, частично восходящие к этрусским источникам.
Приписанные Туллу Гостилию деяния, скорее, характеризуют его как первого, а не третьего из римских правителей. Да и само его родовое имя Гостилий («чужеземный») символизирует чуждость всему тому, что насаждали в Риме Ромул и Нума Помпилий. Рим Ромула, судя по легенде, был населен людьми без роду и племени, беглыми рабами, разбойниками, нашедшими убежище во вновь основанном городе. При Тулле Гостилии действуют нетронутая родовая организация и варварские обычаи, несовместимые с религией и моралью Нумы Помпилия. Детали правления третьего римского царя возникли как объяснение названий древних частей Города. Образ Анка Марция создан по контрасту с образом воинственного Тулла Гостилия.
Гораций и Куриаций,
Вы вестники будущих бед.
Италия, родина Граций,
Таких не знала легенд.
Но в дебрях варвара-Рима
Вы кровью оставили след
Гражданских, неумолимых
Ненужных людям побед.
После кончины Нумы Помпилия некоторое время в Риме не было царя. Затем трон занял Тулл Гостилий, внук того Гостилия, который во времена Ромула вступил в бой с сабинянами и героически пал на Форуме. Держа в памяти образ своего деда и того, кому он служил, Тулл решил вернуть Рим к войнам, от которых римляне за долгое царствование Нумы успели отвыкнуть.
Любое недоразумение между Римом и его соседями, которое Нума легко бы погасил, при Тулле вело к войне и кровопролитию. Так случилось и тогда, когда римские пастухи угнали с соседней земли Альбы Лонги несколько коров. Альбанские пастухи ответили угоном десятка овец. После этого правитель Альбы Лонги Клуилий отправил своих послов в Рим для выяснения обстоятельств. Альбанских послов Тулл встретил подчеркнуто дружественно и старался их как можно дольше задержать у себя. Они не подозревали, что в это же время в Альбу Лонгу посланы римские послы, которые объявили войну.
Когда римские посланцы возвратились в свой город, они еще застали альбанских послов. Узнав, что его приказание выполнено и война объявлена, Тулл Гостилий отослал альбанцев с такими словами: «Передайте своему царю, что я, Тулл Гостилий, беру в свидетели богов: чья сторона первой отослала послов, не уважив их просьбы, на нее пусть и падут все тяготы и бедствия войны».
К тому времени, как альбанские послы вернулись в свой город, он напоминал военный лагерь. Клуилий, вооружив всех юношей и мужей, не дожидаясь окончания тридцати дней, названных римскими послами как срок начала военных действий, повел воинство на Рим.
В пяти милях от городских стен альбанцы поставили лагерь, обведя его рвом
[328]. В лагере Клуилий внезапно умер, и вместо него альбанцы поставили над воинами диктатора Метта Фуффетия [329].Вскоре после этого альбанцы выступили из укрепленного лагеря на равнину и построились для боя. Так же поступили и римляне. Два воинства стояли друг против друга, ожидая сигнала. Но прежде чем Тулл успел подозвать трубачей, перед ним вырос гонец Фуффетия.
– Мой царь и повелитель приказал передать тебе несколько слов. Хочешь ли ты их выслушать? – сказал альбанец.
– Пусть говорит! – отозвался Тулл.
Выйдя вперед, диктатор альбанцев прокричал:
– Наши города и народы соединены родством. За нами же стоят этруски, с нетерпением ожидающие того, как мы ослабим друг друга в войне, чтобы сделать нас данниками.
– Что же ты предлагаешь? – спросил царь римлян.
– Выберем с каждой стороны трех воинов и отдадим им судьбу наших городов. Город побежденных будет отдан во власть города победителей
[330].– Быть по твоему, – отвечал Тулл.
– Только надо принести клятву перед лицом Юпитера, что победитель получит все.
На этом они и поклялись, обратившись к Юпитеру с призывом, чтобы он покарал нарушителя клятвы своей молнией.
Было в римском войске трое братьев-близнецов Горациев, равных не только по возрасту, но по силе и мужеству. Их и выставил Тулл Гостилий, посчитав, что братья будут сражаться более стойко.
Из альбанского строя, ободряемые криками, им навстречу вышли трое близнецов Куриациев
[331]. И лишь тогда прогудели боевые трубы, которые испокон веков назывались этрусскими. С обнаженными мечами в правой руке, со щитами в левой бойцы кинулись друг на друга. Каждый натиск, каждый удар встречал у воинов, ставших зрителями схватки, живой отклик. Лица их то бледнели, то краснели, руки дрожали. Голос и дыхание застревали в глотках. Ведь от успеха или неудачи зависело, кем им быть – господами или рабами.